Потоп

— И погубит! Князь Богуслав очень болен, и войска у него немного. Правда, ему удалось разбить внезапным нападением несколько полков и взять Тыкоцин и меня; но не ему мериться с войсками Сапеги! Верьте мне, потому что я видела силы того и другого. У пана Сапеги в войске есть величайшие Рыцари, которые сейчас же справятся с князем Богуславом.

— А, видишь! Разве я тебе не говорил? — спросил мечник, обратившись к Оленьке.

— Я давно знаю князя Богуслава, — продолжала Ануся, — он свойственник Вишневецких и Замойских. Он раз приезжал к нам в Лубны, когда еще князь Еремия на татар в Дикие Поля ходил. Потому-то он всем и велел теперь быть со мной обходительнее; он не забыл, что я была ближе всех к княгине. Тогда я была еще вот такая маленькая, не то что теперь! Боже! Кому тогда могло прийти в голову, что он будет изменником! Но не печальтесь — либо он не вернется, либо мы как-нибудь отсюда выберемся!

— Мы уже пытались, — ответила Оленька.

— И не удалось?

— Как же могло удаться? — сказал мечник. — Нашу тайну мы открыли одному офицеру, который, как нам казалось, нам сочувствовал. Но оказалось, что он скорее готов нам помешать, чем помочь. Он служит под начальством Брауна, а с Брауном сам черт ничего не поделает!

Ануся опустила глазки:

— Может быть, мне удастся. Надо только, чтобы пан Сапега сюда подошел, чтобы было к кому бежать.

— Пошли его Бог как можно скорее! — ответил мечник. — В его войсках много наших родственников, знакомых и друзей… Там и старые товарищи из-под знамен великого Еремии — Володыевский, Скшетуский, Заглоба.

— Я знаю их, — ответила с удивлением Ануся, — но их нет у Сапеги. Эх, если бы они были, особенно пан Володыевский — Скшетуский женат! — меня бы не привезли сюда, пан Володыевский не дал бы себя окружить, как пан Котчиц.

— Это великий кавалер! — воскликнул мечник.

— Гордость всего войска, — добавила Оленька.

— Боже мой! Уж не погибли ли они, раз вы их не видели у Сапеги?

— О нет! — возразила Ануся. — Ведь о смерти таких рыцарей молва бы пошла. А мне ничего не говорили… Вы их не знаете… Живыми они ни за что не сдадутся… Разве только пуля может их убить, а так никто с ними не справится, ни со Скшетуским, ни с паном Заглобой, ни с паном Михалом. Хоть пан Михал маленький, но я помню, как отзывался о нем князь Еремия: «Если бы, — говорил он, — судьба всей Речи Посполитой зависела от некоего единоборства, я бы послал пана Михала!» Ведь он убил Богуна. О нет! Пан Михал всегда постоит за себя!

Мечник, довольный тем, что ему есть с кем поговорить, начал ходить по комнате большими шагами и спросил:

— Скажите пожалуйста! Так вы, значит, хорошо знаете пана Володыевского?

— Ведь мы столько лет пробыли вместе!

— Скажите пожалуйста! Стало быть, дело не обошлось и без амуров?

— Я в этом не виновата, — возразила Ануся со скромным личиком, — но теперь, верно, и пан Михал уже женат!

— Нет, не женат!

— Да хотя бы и был женат… Мне это все равно!

— Дай бог, чтобы вы сошлись. Но меня беспокоит то, что они не у гетмана, — ведь с такими солдатами легче победы добиться!

— Но зато есть один, который постоит за них за всех.

— Кто же это?

— Пан Бабинич из-под Витебска. Вы слышали о нем?

— Ничего не слыхал. Странно!

Тут Ануся принялась рассказывать о своем отъезде из Замостья и обо всех приключениях в дороге. Пан Бабинич в ее рассказе превратился в такого героя, что мечник ломал себе голову, стараясь догадаться, кто это такой.

— Ведь я знаю всю Литву, — говорил он, — и есть похожие фамилии, например, Бабонаубки, Бабиллы, Бабиновские, Бабинские и Бабские, но о Бабиничах я никогда не слыхал. Я думаю, что это вымышленная фамилия; многие конфедераты прибегают к этому, чтобы неприятель потом не мог мстить их семействам. Гм! Бабинич!.. Горячий рыцарь, если сумел так с Замойским разделаться!

— Ах, какой горячий! — подхватила Ануся. Мечник развеселился.

— Вот как? — спросил он, остановившись перед Анусей и подбоченившись.

— Вы еще бог весть что готовы подумать, ваць-пане!

— Сохрани бог, ничего я не думаю!

— Пан Бабинич, едва мы выехали из Замостья, сейчас же сказал мне, что его сердце уже сдано в аренду, и хотя ему аренды не платят, все же он не намерен менять арендатора.

— И вы этому верите?

— Конечно, верю, — живо ответила Ануся, — должно быть, он влюблен по уши, раз столько времени… раз… раз…

— Вот тебе и раз! — прервал со смехом мечник.

— И совсем не раз! — воскликнула она, топнув ножкой. — Вот мы скоро о нем услышим!

— Дай бог!

— И скажу вам почему… Каждый раз, когда он упоминал имя князя Богуслава, лицо его бледнело, и он зубами скрежетал.

— Значит, он будет нам друг! — сказал мечник.

— Верно… К нему мы и убежим, пусть он только покажется.

— Мне бы только вырваться отсюда, я сейчас же соберу собственную «партию»… Тогда вы убедитесь, ваць-панна, что и для меня война не новость и что эта старая рука может еще пригодиться!

— Тогда идите под команду пана Бабинича!

— Сдается мне, что и вам невтерпеж идти под его команду!

Долго еще пикировались они так, и все веселее, так что даже Оленька, позабыв свою грусть, развеселилась. Ануся под конец стала фыркать на мечника, как котенок на собаку. С дороги она не устала, так как выспалась хорошо в Россиенах, и ушла уже поздно вечером.

— Золото, а не девушка! — сказал мечник, собираясь уходить.

— Видно, сердце у нее доброе… и мы, верно, скоро сдружимся! — ответила Оленька.

— А чего же ты, как коза рогатая, ее встретила?

— Я думала, что ее подослал Богуслав! Почем я знала? Я всего здесь боюсь!

— Ее подослал? Должно быть, сам Бог ему это внушил! А вертлява она, как козочка… Будь я моложе, я бы за себя не поручился! Хоть и теперь еще я не так уж стар…

Оленька совсем развеселилась и, опершись руками о колени, повернула головку, подражая Анусе, и, косясь на мечника, спросила:

— Вот как, дядюшка? Да вы, кажется, из этой муки хотите мне выпечь тетушку?

— Ну, ну, молчи! — ответил мечник.

Но улыбнулся и стал покручивать усы, а потом прибавил:

— Ведь она и такую буку, как ты, расшевелила! Я уверен, что вы очень подружитесь.

И пан Томаш не ошибся. Скоро обе девушки очень сдружились, быть может, оттого, что обе они были противоположностью по отношению друг к другу. У одной была сильная душа, глубина чувств, твердость воли и ум; другая отличалась добрым сердцем и чистотой мыслей, но была ветрена.

Одна своим тихим лицом, золотистыми волосами, необыкновенным спокойствием и прелестью напоминала Психею; другая — настоящая чернавка — походила на шаловливого чертенка, который сбивает по ночам людей с дороги и смеется над их огорчениями. Офицеры, оставшиеся в Таурогах, видели их обеих каждый день и готовы были целовать Оленьке ноги, а Анусю в губы.