— По червонцу на брата! — крикнул молодой полковник, который, несмотря на все свое волнение, заметил, что эти солдаты схватывают на лету каждую его мысль.
— Благодарим, пане комендант! — крикнули все хором.
— Двое возьмут с собой вьючных лошадей и сию же минуту поедут из города в Дубовую. Через город ехать шагом, а за городом пустить лошадей вскачь и остановиться только в лесу.
— Слушаюсь!
— Четверым зарядить ружья, для меня оседлать двух лошадей.
— Я знал, что что-то будет! — пробормотал Сорока.
— А теперь, вахмистр, за мной! — крикнул Кмициц.
И так, как был, в одних только шароварах и расстегнутой на груди рубахе, он вышел в сени, а Сорока пошел за ним; так они дошли до колодца. Здесь Кмициц остановился и, указывая на висящее у журавля ведро, сказал:
— Лей на голову воду.
Вахмистр знал по опыту, как опасно было спрашивать два раза; схватил шест, опустив ведро в колодезь, вытащил его быстро и вылил всю воду на голову Кмицица; пан Андрей начал фыркать и похлопывать руками по мокрым волосам, затем крикнул:
— Еще!
Сорока повторил это еще раз — и лил воду так, точно хотел потушить пламя.
— Довольно! — сказал наконец Кмициц. — Ступай за мной; поможешь мне одеться!
И оба вошли в дом.
В воротах они встретили двоих людей, уезжающих с вьючными лошадьми.
— Через город шагом, а там вскачь! — повторил вслед им Кмициц и вошел в комнату.
Полчаса спустя он появился на дворе одетый в дорогу: на нем были высокие сапоги, лосиный кафтан, опоясанный кожаным поясом, за который был заткнут пистолет.
Солдаты заметили, что из-под кафтана выглядывал край проволочной кольчуги, точно он собирался в битву. Сабля была тоже пристегнута высоко, чтобы легче было схватиться за рукоятку; лицо было спокойно, но сурово и грозно…
Окинув взглядом солдат, готовы ли они и хорошо ли вооружены, он вскочил на лошадь и, бросив хозяину червонец, выехал из постоялого двора.
Сорока ехал с ним рядом, а остальные трое сзади, ведя запасную лошадь. Вскоре они очутились на рынке, заполненном войсками князя Богуслава. Там царило необыкновенное движение. Должно быть, был получен приказ собираться. Драгуны подтягивали подпруги и взнуздывали лошадей, пехота разбирала мушкеты, установленные в козлы перед домами; лошадей запрягали в телеги.
Кмициц очнулся от своей задумчивости.
— Слушай, старик, — сказал он Сороке, — ведь от усадьбы старосты дорога идет дальше и не нужно возвращаться через рынок?
— А куда мы поедем, пане полковник?
— В Дубовую.
— Тогда с рынка надо свернуть мимо усадьбы. Рынок останется за нами.
— Хорошо! — сказал Кмициц.
Спустя минуту он пробормотал точно про себя:
— Эх, если бы те жили теперь! Мало у меня людей для такого предприятия. Между тем они проехали рынок и стали сворачивать к дому старосты, который был в версте от дороги. Вдруг раздалась команда Кмицица:
— Стой!
Солдаты остановились, а он повернулся к ним и спросил:
— Готовы вы к смерти?
— Готовы! — ответили хором оршанские забияки.
— Мы лезли в горло Хованскому, и он нас не съел… Помните?
— Помним.
— Сегодня нужно нам решиться на большое дело… Удастся — тогда милостивый наш король сделает из вас вельмож… Я в том порукой… Не удастся — сидеть вам на колу.
— Почему не удастся! — ответил Сорока, глаза которого сверкнули, как у старого волка.
— Удастся! — повторили трое других, Белоус, Завратынский и Лубенец.
— Мы должны похитить князя-конюшего! — сказал Кмициц.
И замолчал, точно желая проверить, какое впечатление произведет на солдат эта безумная мысль. Они тоже молчали и не спускали с него глаз, только усы их шевелились и лица приняли грозное и разбойничье выражение.
— Кол близко, награда далеко! — сказал наконец Кмициц.
— Мало нас, — пробормотал Завратынский.
— Это хуже, чем с Хованским! — прибавил Лубенец.
— Войска все на рынке, а в доме только стража и человек двадцать придворных, — сказал Кмициц, — которые ничего не ожидают и у которых нет даже сабель с собой.
— Ваша милость подставляете свою голову, почему бы и нам не подставить наши! — ответил Сорока.
— Слушайте! — сказал Кмициц. — Если мы не возьмем его хитростью, то никак не возьмем… Слушайте. Я войду в комнату и вскоре выйду с князем… Если князь сядет на моего коня, я сяду на другого, и поедем… Как только мы отъедем сто или полтораста шагов от города, двое из вас подхватят его за руки и будут мчаться с ним во весь дух.
— Слушаю-с!
— Если же мы не выйдем, — продолжал Кмициц, — и вы услышите выстрел в комнате, пустите стражам пулю в лоб, а мне подавайте коня, как только я выбегу из двери.
— Слушаюсь! — ответил Сорока.
— Вперед! — скомандовал Кмициц.
Все тронулись и четверть часа спустя очутились перед воротами старостиной усадьбы.
У ворот по-прежнему стояло шесть часовых с алебардами, а двое стояли в сенях, у двери. На дворе, около кареты, возились слуги, за которыми присматривал какой-то придворный, судя по костюму и парику иностранец.
Дальше, возле конюшни, гайдуки огромного роста укладывали на телеги тюки и другую поклажу, за ними следил какой-то человек, весь в черном, похожий по лицу на доктора или астролога.
Кмициц доложил о своем приходе через дежурного офицера, который тотчас же вернулся и пригласил его к князю.
— Как поживаете, мосци-кавалер? — сказал весело князь. — По вашему уходу я предположил, что мои слова вызвали в вас ложные упреки совести, и не думал вас больше увидеть.
— Как же я мог перед отъездом не засвидетельствовать вам своего почтения? — ответил Кмициц.
— Конечно, князь должен был знать, кому доверяет такое важное поручение. Я тоже не упущу случая воспользоваться вашими услугами и дам вам несколько писем к разным высокопоставленным лицам, а в том числе и к королю шведскому. Но зачем вы так вооружились?
— Еду в местности, занятые конфедератами, и не дальше как вчера мне рассказывали, что по этой дороге на днях проходил конфедератский полк. В Пильвишках они порядком потрепали людей Золотаренки; недаром ими командует знаменитый рыцарь.
— Кто же это?
— Пан Володыевский, а с ним Мирский, Оскерко и двое Скшетуских: один из них — тот самый, жену которого вы хотели осаждать в Тыкоцине. Все они восстали против князя, а жаль — это прекрасные солдаты. Что делать? Есть еще в этой Речи Посполитой такие дураки, которые не хотят тащить красное сукно вместе с казаками и шведами.
— В дураках нигде недохвата не бывает, особенно в этой стране! — ответил князь. — Вот вам письма, а кроме того, при свидании со шведским королем скажите ему по секрету, что я такой же его сторонник, как
