— Потом узнаете, ваше сиятельство, — ответил Кмициц.
— Прикажите этим хамам выпустить меня, они мне руки вывернут. Если они этого не сделают, быть им на виселице.
— Это не хамы, а шляхта! — ответил Кмициц. — А что до наказания, то бог знает еще, кого оно раньше постигнет!
— Знаете ли вы, на кого вы подняли руку? — спросил князь, обращаясь к солдатам.
— Знаем! — ответили те.
— Черти! Дьяволы! — воскликнул князь. — Да прикажите же наконец этим людям освободить меня!
— Я прикажу связать вашему сиятельству руки сзади, так будет удобнее всего.
— Но тогда они вконец вывихнут мне руки.
— Другого я освободил бы на слово, но вы не умеете сдерживать слова, — ответил Кмициц.
— Я вам даю другое слово, — ответил князь, — что при первом случае не только вырвусь из ваших рук, но велю вас четвертовать, как только попадетесь в мои руки…
— Что Бог даст, то и будет! — ответил Кмициц. — Я все же предпочитаю искреннюю угрозу ложным обещаниям. Выпустите его руки, а сами ведите под уздцы его лошадь; а вы, — обратился он к князю, — смотрите сюда! Стоит мне потянуть за спуск, чтобы пустить вам пулю в лоб, а я никогда не промахнусь. Сидите же спокойно и не пробуйте вырваться.
— Меня это ничуть не беспокоит.
Сказав это, он вытянул затекшие руки, а солдаты схватили с обеих сторон его лошадь за уздечку.
Помолчав с минуту, князь сказал:
— А что вы прячетесь у меня за спиной? Совестно в глаза взглянуть?
— Нисколько, — ответил Кмициц и, погнав лошадь, отстранил Завратынского и сам, схватив за повод княжеского скакуна, посмотрел прямо в глаза князю Богуславу.
— Ну что, какова моя лошадь? Приврал ли я хоть чуть-чуть?
— Хорошая лошадь! — ответил князь. — Хотите, я куплю ее?
— Спасибо. Она стоит лучшей участи, чем до смерти носить на себе изменника.
— Глуп ты, пан Кмициц!
— Потому что в Радзивиллов верил!
И снова наступило молчание, которое прервал князь.
— Скажите мне, пан Кмициц, — произнес он, — в своем ли вы уме? Уж не рехнулись ли вы? Спросили ли вы себя, что вы делаете, безумный человек? Не пришло ли вам в голову, что лучше бы вам не родиться на свет? Что на такой дерзкий поступок не решился бы никто, не только в Речи Посполитой, но и во всей Европе?
— Ну, значит, не очень-то храбр народ в вашей Европе. А я вот вас схватил, держу и не пущу!
— Не иначе как с сумасшедшим имею дело! — пробормотал точно про себя князь.
— Ваше сиятельство, — ответил пан Андрей. — Теперь уж вы в моих руках и должны с этим примириться. А даром слов не теряйте. Погони не будет, ваши люди до сих пор думают, что вы поехали с нами по доброй воле. Когда вас схватили мои люди под руки, никто этого не видел. Нас закрывала туча пыли, да и без того никто бы ничего не увидел — слишком далеко. Часа два будут вас ожидать, на третий потеряют терпение, четвертый, пятый будут беспокоиться, на пятый или шестой вышлют за вами людей, а мы к тому времени будем уже за Мариамполем.
— Что же из этого?
— А то, что за нами не погонятся, а если бы и погнались, то не могли бы догнать, потому что ваши лошади только что с дороги, а наши отдохнули; наконец, если каким-нибудь чудом и догнали бы, то я сию же минуту пустил бы вашему сиятельству пулю в лоб… что и сделаю, если это будет необходимо! Вот как! У Радзивилла есть двор, войско, орудия, драгуны, а у Кмицица только шесть человек, и, несмотря на это, Кмициц схватил Радзивилла за шиворот…
— Что же дальше? — спросил князь.
— Ничего! Поедем туда, куда мне заблагорассудится. Благодарите Бога, ваше сиятельство, что вы еще до сих пор живы; если б я не приказал вылить себе на голову ведер с десять воды, вы были бы уже на том свете, иначе говоря, в аду; во-первых, как изменник, а во-вторых, как кальвинист.
— И вы бы на это осмелились?
— Не хвастая скажу, что вы, ваше сиятельство, не найдете такого предприятия, на которое я бы не решился.
Князь внимательно взглянул в лицо юноше и сказал:
— Сам дьявол, мосци-кавалер, написал на вашем лице, что вы на все готовы. И это справедливо. В доказательство — я сам скажу, что вы даже меня удивили своей смелостью, а это не легко.
— Мне это все равно. Благодарите Бога, что вы до сих пор живы, ваше сиятельство, и баста!
— Нет, пан кавалер! Прежде всего вы должны благодарить Бога… Знайте, что если бы хоть один волос упал с моей головы, то Радзивиллы нашли бы вас и под землею. Если вы рассчитываете на то, что теперь между нами нелады и что олыкские и несвижские Радзивиллы не будут вас преследовать, то вы ошибаетесь. Кровь Радзивилла должна быть отомщена, страшный пример должен быть дан, иначе нам не жить в этой Речи Посполитой. За границей вы тоже не скроетесь. Германский император вас выдаст, ибо я из удельных немецких князей; курфюрст — мой дядя, принц Оранский — его зять, французский король и его министры — мои друзья. Куда вы скроетесь? Турки и татары вас продадут, хотя бы нам пришлось отдать им половину нашего состояния. Нет такого уголка на земле, нет такой пустыни, нет такого народа, где бы вас не нашли…
— Мне странно, — сказал Кмициц, — что вы, ваше сиятельство, так беспокоитесь о моем здоровье. Радзивилл — такая важная персона! А стоит мне только нажать курок…
— Этого я не отрицаю. Не раз уже бывало на свете, что великие люди погибали от рук простых людей. Ведь Помпея убил хам, и французские короли погибали от рук простых людей. Наконец, к чему далеко ходить за примерами: и с моим отцом приключилось то же. Я только спрашиваю вас: что же дальше?
— Ну что там! Я никогда особенно не заботился о том, что будет завтра. Если придется воевать со всеми Радзивиллами, то бог весть, чья еще возьмет! Уж давно меч висит над моей головой! Мало мне будет одного Радзивилла, я похищу и другого, и третьего!
— Клянусь Богом, кавалер, вы мне нравитесь. Повторяю, что во всей Европе вы одни могли бы решиться на что-нибудь подобное. Даже не подумает, бестия, о том, что завтра! Люблю смелых людей! К несчастью, их все меньше на свете… Вот схватил Радзивилла и держит его, как собственность. Кто вас таким воспитал? Откуда вы?
— Я оршанский хорунжий.
— Пане оршанский хорунжий, жаль, что Радзивиллы теряют такого человека, как вы, — с такими людьми можно много сделать. Если бы не сегодняшнее приключение. Гм… я бы ничего не пожалел, чтобы перетянуть вас на свою сторону!
— Поздно! — сказал Кмициц.
— Разумеется! — ответил князь. — Даже очень поздно. Но обещаю вам, что прикажу вас только расстрелять, так как вы достойны умереть солдатской смертью… Что за дьявол во плоти! Похитил меня в присутствии всех моих слуг!..
Кмициц ничего ему на это не ответил; князь задумался на минуту, а потом воскликнул:
— Впрочем, черт с вами! Если вы меня сейчас отпустите, я не буду вам мстить. Дайте мне только слово, что никому не скажете о том, что между нами произошло.
— Этого не будет! — ответил Кмициц.
— Хотите выкуп?
— Не хочу.
— Так зачем же вы меня схватили, черт возьми, не понимаю?
— Долго говорить об этом. Впрочем, узнаете со временем, ваше сиятельство.
— А что ж нам делать в дороге, как не говорить? Сознайтесь, что вы схватили меня в порыве отчаяния и бешенства, а теперь вы сами не знаете, что со мной делать.
