— Лейтенант, готовьте группу разминирования, — тоном, не терпящим возражений, приказал он. — Инструктировать буду лично. А вы, старший лейтенант, займитесь оцеплением.
Райвоенком не первый раз встречался с директором школы и давно привык к его манере разговора: неторопливой, обстоятельной, где было тщательно взвешено и выверено каждое слово. Но сейчас, когда на территории района шло сложное разминирование и была дорога каждая минута, директорская медлительность раздражала его.
— Армейскому командованию стало известно, что фашисты, стремясь любой ценой сбить темп ожидаемого наступления наших войск, приступили в Белоруссии к созданию ряда узлов минных заграждений. Чаще всего это делалось в лесах, на болотах, на труднопроходимых участках местности — там, где, разрушив коммуникации, можно было на сравнительно длительный срок приостановить и задержать продвижение наших войск. Один из таких узлов заграждений, по данным войсковой разведки, создавался в зоне действий нашего партизанского отряда. И однажды в наш штаб пришла с Большой земли радиограмма. Нам приказывалось обнаружить и разведать возводимый фашистами узел заграждений. Время для выполнения этого задания было отпущено самое жесткое…
Голос директора звучал тихо, спокойно. Речь лилась медленно, плавно, и военком еле сдерживался, чтобы не поторопить его.
— Я являлся начальником отрядной разведки, и выполнение полученного приказа было поручено мне. Определив несколько наиболее подходящих для узлов заграждений мест, я отправил к ним две разведгруппы. Все выбранные мной участки находились на единственной во всей округе шоссейной дороге. Гитлеровцы охраняли ее как зеницу ока. Словом, наши разведчики шли в самое пекло. Немудрено, что одна группа погибла целиком, а вторая вернулась в половинном составе. Сведения, доставленные уцелевшими разведчиками, были неутешительными: узла, как такового, обнаружить не удалось. Но, по данным нашей местной агентуры, в северном районе дамб, который было приказано этой группе тщательно обследовать, производились какие-то земляные работы. Причем только немцами, без привлечения военнопленных или местного населения. Сам район дамб усиленно охранялся, и как раз при попытке проверить полученные от агентуры сведения группа и наткнулась на засаду, из которой едва вырвалась.
Дав вернувшимся разведчикам день отдыха, я снова отправил их к дамбам, приказав любой ценой определить точное место и характер производимых немцами работ. А на следующее утро фашисты начали операцию по прочесыванию нашей партизанской зоны, стремясь обезопасить свой тыл перед ожидаемым наступлением советских войск. Против отряда был брошен кадровый полк. Немцы вчетверо превосходили нас в силах, и по приказу командования бригады мы стали отступать в болота. Уже в дороге нас догнали посланные мной повторно к дамбам партизаны. Отправлял в разведку семерых, а вернулись двое и те раненые. К дамбам они не дошли, также угодив в начатые немцами по всей округе облавы и прочесы. В бою с карателями и легли пятеро моих ребят, а оставшиеся двое, едва держась на ногах от полученных ран, уже были не в состоянии выполнять задание. Этой же ночью на наши сигнальные костры была сброшена армейская разведывательно-диверсионная группа, которой наш отряд, согласно полученному ранее приказу Центра, должен был оказать помощь в уничтожении узла заграждения.
Директор замолчал, провел рукой по подбородку. Его взгляд был направлен мимо военкома. Казалось, что сейчас не только его мысли, но и он сам находится не здесь, в мирном школьном кабинете, а где-то далеко за этими стенами, в боевом прошлом бывшего партизана.
— Группой командовал молоденький лейтенант, с ним было шестеро солдат. Задание они имели одно — к моменту выхода наших войск к дороге парализовать узел заграждения и не дать фашистам задержать бросок наших танков к Минску. А места узла заграждения, расположения основных его зарядов, план скрытых подходов к ним должны были предоставить группе мы, разведка нашего отряда. Должны, но не смогли этого сделать.
Я сразу ввел лейтенанта в курс дела, объяснил без прикрас наше положение. Но что ему было до моих объяснений? Он имел приказ, который обязан был выполнить независимо от сложившихся обстоятельств. Помочь ему я не мог уже ничем. Отряд был почти окружен, немцы старались загнать нас поглубже в болота и там уничтожить. Нашу маневренность сковывали раненые, семьи, беженцы, обоз. Словом, положение складывалось весьма незавидное. И не только для нашего отряда, но и для всей бригады. Поэтому штаб приказал мне оказать лейтенанту посильную помощь и заняться выполнением своих прямых обязанностей по выводу отряда из кольца окружения. Я так и поступил. Что произошло с лейтенантом и его группой дальше, мне не известно. А об узле заграждения могу сказать следующее. Я, конечно, допускал возможность его создания, но каких-либо конкретных данных об этом не имел. Могу даже признаться, что только сейчас, после вашего сообщения о взрыве на шоссе у дамб, я окончательно поверил в реальность его существования.
— Каковы были планы лейтенанта, куда он ушел? — быстро спросил военком, когда директор замолчал.
— Не помню, — виновато развел тот руками. — Положение в отряде в ту пору сложилось тяжелое, своих дел невпроворот. Так что было не до любопытства. Припоминаю, что лейтенант разговаривал с одним из моих раненых партизан, которые ходили в разведку на дамбы, а потом попросил у меня проводника, хорошо знающего окрестные болота. Такого человека я ему дал.
— Кто он? Жив сейчас или нет?
— Кто знает. Наверное, нет. Потому что был он из местных и, останься в живых, обязательно хоть раз наведался бы после войны сюда. В отряде его звали Студентом. До войны он учился в консерватории, а в наши края, в свое родное село, приехал на каникулы. У него было что-то с легкими, он вечно кашлял, и мы держали его при штабе. Тем более что он неплохо говорил по-немецки и вел у нас все допросы. Вот его-то я и дал лейтенанту в проводники.
— О группе лейтенанта больше ничего не слышали?
— Ничего. Правда, был один случай. Наши части сразу ушли на запад за немцами, а меня назначили комендантом района. Милиции еще не было, и мои хлопцы сами добивали в лесах немцев, полицаев, прочую нечисть. И однажды ко мне доставили неизвестного. Он был ранен, без сознания, а одет так, что его можно было принять за кого угодно: за нашего и за немца, за полицая и власовца. И кто-то из моих хлопцев сказал, что раненый похож на одного из тех солдат, что были с лейтенантом. Лично у меня такой уверенности не имелось, и поэтому, отправив его в госпиталь, я на всякий случай сообщил о нем в «Смерш».
— Как могли бы вы объяснить факт, что узел заграждения, созданный немцами четыре десятка лет назад, оставался невредимым до наших дней? Что помешало фашистам воспользоваться им?
Директор неопределенно пожал плечами.
— Не имею представления. Война есть война, и на ней могут случаться самые неожиданные вещи.
— И последний вопрос. Не могли бы вы помочь нам установить фамилии участников заброшенной в ваш отряд армейской разведгруппы?
— Помогу с удовольствием. Сразу после войны я писал что-то вроде воспоминаний для нашей областной газеты. Напечатать не напечатал, но черновики сохранил до сих пор. Фамилий тех солдат и лейтенанта я, естественно, не знаю, но, располагая данными о времени и цели их заброски, вы по своим каналам можете их установить.
Машина легко и бесшумно неслась по автостраде. Шофер был опытен, так что скорость почти не ощущалась. Откинувшись на спинку сиденья и полузакрыв глаза, генерал целиком ушел в свои мысли. Еще вчера вечером у нею были совершенно другие планы…
Служебный телефон зазвонил поздно ночью, но генерал настолько привык к подобным звонкам, что нисколько этому не удивился. Голос, прозвучавший в трубке, был ему незнаком.
— Здравия желаю, товарищ генерал-лейтенант…
И дальше последовал разговор, порядком удививший даже его, человека военного, издавна привыкшего ко всяким случайностям. Неизвестный ему полковник из штаба округа на западе нашей страны сообщал, что у них обнаружен немецкий узел минных заграждений времен войны и сейчас идет его разминирование. Но работа усложняется тем, что саперам неизвестны ни план узла, ни система его подрыва. Не обнаружен также и пункт управления узлом. И поскольку это тот самый узел заграждения, который в 1944 году должен был вывести из строя он, теперь генерал, а тогда лейтенант, руководство области и командование округа просят его прибыть к месту разминирования для ускорения работ. Передавая
