— Найдешь на карте, где мы находимся?
— Конечно. Этот овраг один на всю округу.
Проводник всмотрелся в протянутую ему лейтенантом карту, уверенно ткнул в нее пальцем.
— Мы тут. А вот овраг, о котором я говорил. Если мы не выйдем на берег здесь, следующее подходящее место будет лишь через час ходьбы.
Лейтенант еще раз взглянул на карту, посмотрел на темнеющий впереди берег. Камыши подступали к нему почти вплотную и сразу переходили в густой десной кустарник. И если проводник не ошибся и они действительно там, где он указал на карте, недалеко от берега должен начинаться длинный, глубокий овраг, идущий к нужному им роднику. Но даже если партизан что-то напутал, им все равно необходимо выходить на берег. Не только потому, что скоро будет светать, но и чтобы сделать на суше точную привязку к местности. Лейтенант сунул карту в планшетку, поудобнее взял в руки автомат, снял его с предохранителя. Повернувшись к идущему за ним в затылок старшине, коротко приказал:
— Идем на берег. Передай по цепи — быть начеку.
Он хотел уже сделать первый шаг к суше, но пластун осторожно взял его под локоть.
— Подожди, лейтенант. В таком деле спешка ни к чему.
Он вытащил из воды палку, с которой шел по болоту, размахнувшись, далеко швырнул ее над верхушками камышей в сторону. Описав полукруг, палка с огромным всплеском упала в воду. И тотчас с берега взмыло в небо несколько ракет, и тишину ночи прорезала длинная пулеметная очередь. Струя трассирующих пуль хлестнула как раз по тому месту, где упала брошенная старшиной палка. А с суши уже поливал свинцом камыши и другой пулемет, наперегонки строчило несколько автоматов.
— Пригнись!
Тяжелая рука старшины легла лейтенанту на плечо и с силой надавила вниз. Он низко присел в воде. Пули, выпущенные наугад, шлепались вокруг, забрызгивая лицо водой, срезали над ним стебли камыша. Стрельба прекратилась так же внезапно, как и началась. Немного выждав, лейтенант выпрямился, глянул на проводника.
— Дальше. Туда, где следующий выход на берег.
Теперь им пришлось забираться в глубь болота, потому что участок, по которому предстояло идти, был чист от растительности. Там, где болото снова зарастало камышом, а к самому урезу воды спускался береговой кустарник, партизан остановился.
— Здесь.
И опять повторилось старое: брошенная в сторону палка, серия взлетевших в воздух ракет, стрельба с берега. А рассвет неумолимо приближался. Обволакивавший разведчиков туман начинал редеть, камыши у берега становились все менее надежным убежищем. У них было два выхода: либо уйти на день как можно дальше в болото, чтобы затаиться там до ночи, либо попытаться все-таки выбраться на берег. Лейтенант никак не мог принять нужное решение, и тут ему помог старшина.
— Послушай, музыкант, — обратился он к проводнику, — следующий лаз из этой вони далеко?
— Полчаса ходьбы. Но думаю, что он тоже перекрыт. Вместе с немцами действуют и местные полицаи, а они болота не хуже нашего знают. Поэтому все мелководье, где можно выйти на сушу, перехвачено дозорами, а нам оставлены лишь трясины да открытые участки. Покуда не поздно, надо уходить от берега.
— Хватит, находились уже всласть, — буркнул пластун. — За день тут сгниешь заживо. И вообще бог троицу любит — попытаем счастья еще раз. Верно говорю, взводный?
И столько уверенности и решимости было в голосе старшины, что эти его несколько фраз разрешили все лейтенантские сомнения. Тем более, что он хорошо понимал: потеря дня может иметь для группы самые роковые последствия.
— Вперед, к следующему выходу! — приказал он проводнику.
Спустя полчаса партизан остановился. Старшина отодвинул лейтенанта плечом в сторону, встал на его место рядом с проводником. Вытянув шею, некоторое время Вовк пристально всматривался в высокий, скрытый кустарником берег, к которому почти вплотную подступали камыши.
— Чую, что и здесь нас поджидают, — тихо, словно самому себе, сказал он. — Ничего, дождались, — со зловещей интонацией в голосе добавил Вовк и, обернувшись, глянул на лейтенанта. — Кому-то надобно идти на берег первым и расчистить дорогу. Разреши мне и Свиридову.
— Идите.
Лейтенант уже знал, что сержант Свиридов был единственным в батальоне человеком, к которому старшина проявлял симпатию и брал на все свои операции в немецком тылу. Сейчас он смотрел, как оба разведчика отдали товарищам свои автоматы и вещмешки, оставив при себе лишь кинжалы, гранаты и поставленные на боевой взвод пистолеты в расстегнутых кобурах. Повертев плечами, покачав из стороны в сторону туловищем и убедившись, что снаряжение и оружие не издают ни единого звука, старшина нагнулся к уху лейтенанта.
— Два раза по три уханья филина — путь свободен. Ну, а коли начнется фейерверк, уходите сразу: здесь больше делать нечего.
Не дожидаясь ответа и не простившись, он шагнул в камыши и тотчас слился с ними. Замерев на месте, с тревожно бьющимся сердцем, намертво вцепившись пальцами в приклад автомата, взводный напряженно вслушивался в тишину. Но расстилающиеся вокруг них болота и обступившие группу камыши, и все более отчетливо просматривающийся берег молчали. Ему показалось, что прошла целая вечность, пока откуда-то с берега трижды прокричал филин. Через непродолжительное время уханье повторилось. И хотя лейтенант ждал этих звуков, они прозвучали так неожиданно, что еще несколько секунд он продолжал стоять без движения.
— Это старшина, — негромко произнес кто-то из разведчиков.
Лишь теперь взводный окончательно поверил, что не ослышался и уханье филина являлось сигналом пластуна.
— К берегу, — бросил он стоявшему рядом проводнику.
Старшина и сержант встретили их в густом низкорослом кустарнике, у высокой стройной сосны. В руках у пластуна был немецкий автомат с отброшенным прикладом, сержант держал на изготовку трофейный пулемет МГ. На небольшом пригорке возле березы был вырыт окоп, искусно замаскированный травой и болотными кочками. Проходя мимо, лейтенант заглянул внутрь и увидел трех немцев, неподвижно лежавших у пулеметной амбразуры. Прямо на них сверху было брошено еще четыре трупа в мышиного цвета шинелях. Все трупы и стены окопа были густо забрызганы кровью, и с невольно пробежавшим по телу холодным ознобом лейтенант быстро отвел взгляд в сторону. Старшина, заметивший это, расценил его реакцию по- своему.
— Не волнуйся, взводный, все тут лежат. Сам проверил, ни один живым не ушел. Но нам отсюда надобно исчезать скорее — погони не миновать.
И он указал глазами на аккуратно выдолбленную в стенке окопа нишу, где стояла разбитая ударом приклада полевая рация…
Разведчики отошли от окопа на несколько километров, когда услышали собачий лай. Что ж, этого и следовало ожидать. Не выйдя на связь по рации с одним из постов охраны, немцы должны были явиться туда сами и, увидев результаты работы старшины и сержанта, организовать погоню.
Десантников преследовало сразу несколько групп, и они уже были взяты в полукольцо. Свободным оставался лишь один путь — к болоту, но и там вряд ли можно было надеяться, что фашисты оставят их в покое. Решение напрашивалось одно: частью сил задержать немцев на месте и позволить остальным разведчикам ускользнуть от погони.
Десантники так и поступили. Около получаса они слышали позади себя очереди двух ППШ и сплошную трескотню нескольких десятков шмайссеров, гулкие хлопки гранатных разрывов. Потом все стихло. Лейтенант уже думал, что им удалось оторваться от преследования, как вдруг собачий лай возник снова, причем теперь сразу с трех сторон. Очевидно, увидев трупы двух разведчиков, оставленных для прикрытия отхода группы, и поняв, с кем имеют дело, немцы с еще большей настойчивостью продолжили погоню.
Лейтенант прислонился спиной к прохладному, шершавому стволу граба, шумно перевел дыхание. Внимательно осмотрел сгрудившихся вокруг него разведчиков. Ни на одном лице признаков страха или растерянности — лишь нетерпение и тревожное ожидание. А лай приближался, торопя принимать решение.
