Взводный, оценивая местность, огляделся. Болото начиналось уже в сотне шагов от них, его зловонное дыхание отчетливо ощущалось и здесь, в лесу. Вниз по склону пригорка, на котором они остановились, уходили частые кусты орешника и заросли лещины. В направлении болота змеились несколько глубоких промоин, по которым в период таяния снегов и дождей стекала в него вода. Да, позиция казалась неплохой, и он правильно сделал, остановив группу именно здесь.
Теперь главное — верно распределить силы. Ведь сейчас требуется не просто задержать немцев, их необходимо отвлечь от той части группы, которая направится через болото к роднику, чтобы продолжить выполнение задания. Поэтому нужно в первую очередь уничтожить преследующих собак, а если не удастся, то дать им хотя бы два ложных следа, уводя от тех, кто пойдет к дамбам. Но чтобы осуществить задуманное, необходимо задействовать, как минимум, две пары разведчиков. То есть четырех из пяти, что сейчас оставались в группе, считая и его самого. Но кого выбрать пятым? Тем, кто вместе с проводником сможет пройти через болота, пробиться через возможные засады, обойти вражеские секреты и выполнить задание? Одному сделать то, что пока оказалось не по силам всей группе.
Лейтенант посмотрел на старшину Вовка. Опустив голову и прикрыв глаза, пластун, казалось, дремал. Его лицо было спокойно и неподвижно, рука с зажатым в ней автоматом опущена вдоль бедра. Почувствовав на себе взгляд лейтенанта, казак встрепенулся. И такая скрытая сила почувствовалась в его сразу подобравшейся и напрягшейся плотной фигуре, таким внимательным и цепким был взгляд скользнувших по взводному глаз, что у того сразу пропали всякие сомнения. В группе был только один человек, которому он мог смело и без колебаний доверить выполнение любой задачи, какой бы опасной и даже, на первый взгляд, нереальной она ни казалась.
Лейтенант оттолкнулся от дерева, набрал в грудь побольше воздуха. Проглотил застрявший в горле комок.
— Группа, слушай боевой приказ…
Немцы появились через двадцать минут после ухода старшины и проводника. Вначале почти рядом с пригорком раздался хриплый, злобный лай, затем из-за кустов орешника метнулось поджарое, с желтизной на боках тело овчарки с опущенной к земле мордой. За собакой показались два первых немца, один из которых держал в руке поводок. И сразу слева и справа от них замелькали среди деревьев полусогнутые, с автоматами в руках фигуры в пятнистых маскхалатах и касках. По их оружию и снаряжению, по сноровке и легкому бесшумного бегу, по умению даже во время движения прятаться за стволы деревьев, избегая открытых мест, лейтенант понял, что перед ним не обыкновенная пехота, снятая с фронта, а солдаты «охотничьих команд», специально натасканные для борьбы с партизанами.
Об этом он догадывался и раньше, как только почувствовал за собой погоню. Уж больно знаком ему был почерк преследователей! Охват противника сразу с нескольких направлений и ведение погони одновременно тремя-четырьмя группами, отсечение беглецам всех возможных путей к отступлению и стремление загнать их в нужное для себя место — это были любимые способы действий эсэсовских «ягдкоманд». Значит, он оказался трижды прав, давая старшине и проводнику возможность как можно дальше оторваться от столь опасного врага.
Лейтенант удобнее устроился на дне промоины, взглянул на лежавшего рядом с ним сержанта Свиридова.
— Бей по овчарке, что идет по следу. А я поищу других. И помни — стрелять будешь только после меня.
Но немецкие «охотники» прекрасно знали цену своим собакам. Все соединившиеся в районе пригорка вражеские группы вела одна овчарка, остальные находились в резерве и бежали где-то сзади. И сколько лейтенант ни всматривался в лес, больше ни одной собаки не обнаружил. Тогда, тщательно прицелившись в мелькнувшую перед ним фигуру немца, он плавно нажал спусковой крючок автомата. Фашист покачнулся и рухнул. Тотчас рядом ударил длинными очередями МГ, который сержант тащил на себе от окопа с уничтоженной немецкой засадой. Застрочили и два ППШ слева, где в такой же промоине лежала вторая пара разведчиков. Оставив на земле убитую собаку и несколько трупов в пятнистых маскхалатах, «охотники» исчезли за стволами деревьев, и сразу в зарослях кустарника над пригорком и промоинами густо засвистели чужие пули.
Ведя огонь короткими очередями, лейтенант внимательно следил за складывающейся обстановкой. Немцы, наткнувшись на кинжальный огонь, быстро пришли в себя и, будучи не новичками в лесной войне, стали окружать разведчиков. Одни, оставаясь на месте, открыли интенсивную стрельбу из-за укрытий, стараясь превратить пригорок в огневой мешок и отрезать его ливнем пуль от обступившего леса. Остальные, растекаясь вправо и влево от пригорка, стремились зайти обороняющимся во фланги и в тыл, полностью замкнув этим кольцо окружения. Немцы действовали именно так, как он предполагал и в предвидении чего заранее разбил оставшуюся с ним четверку разведчиков на две пары.
Лейтенант взглянул на часы: с момента ухода старшины и проводника прошло около часа. Неплохо. Теперь прикрытию предстояло выполнить вторую часть задачи: не дав себя окружить на пригорке, выскользнуть парами в разные стороны, из вражеского полукольца и увести погоню от следа пластуна и партизана.
Достреляв оставшиеся в диске патроны и заменив его новым, лейтенант пронзительно свистнул. Это был сигнал к отходу для второй пары разведчиков.
— Уходим! — сползая на дно промоины, крикнул он Свиридову.
Но пулемет сержанта, как и прежде, продолжал методично посыпать очередь за очередью. Приподнявшись на корточках, лейтенант взглянул на Свиридова. Скривившись от боли и закусив губу, тот лежал в луже крови.
— Что с тобой, сержант? — тревожно спросил взводный.
На мгновение оторвавшись от приклада пулемета, Свиридов повернул к нему побелевшее лицо.
— Не то говоришь, лейтенант, — прохрипел он. — Уходи, не теряй напрасно время.
— А ты?
— У меня своя дорога… А ты спеши, покуда я тебя огоньком могу прикрыть. Счастливо, лейтенант…
Сержант знал, что говорил: автоматная очередь прошлась по его плечу и груди в самом начале боя, и сейчас, потеряв много крови, он доживал последние минуты. Считая разговор законченным, Свиридов отвернулся и снова припал к пулемету.
— Прощай, сержант, — глухо проговорил лейтенант, опять опускаясь на дно промоины.
Где ползком, где на четвереньках, он быстро добрался до ее конца, осторожно приподнял голову над гребнем. Немцы были уже на краю болота, полностью отрезав пригорок от воды и леса. Двое из них, спрятавшись за толстым деревом, склонились над пулеметом, собираясь открыть огонь по разведчикам с фланга. Став на колено, лейтенант швырнул в них гранату и метнулся в поднятое взрывом облако пыли и опавших на землю листьев. Еще раньше, лежа на пригорке в ожидании фашистов, он наметил себе путь отхода и сейчас не терял ни секунды. Упав на землю, он скатился на дно высохшего ручья и пополз по нему в сторону леса. Прежде чем вскочить на ноги, приподнял стволом автомата пилотку, и рой пуль, пронесшихся над ней, развеял надежды, что ему удалось уйти с пригорка незамеченным.
Несколько немцев уже бежали наперерез, стремясь отсечь беглецу дорогу к лесу. Короткими прицельными очередями он свалил двоих в траву, заставив остальных остановиться и спрятаться за деревья. Но, будучи теперь в безопасности от огня лейтенанта, фашисты подставили свои левые бока Свиридову. И тот не замедлил этим воспользоваться. Серией длинных очередей он заставил «охотников» вначале попадать на землю, а затем в поисках спасения расползтись в разные стороны.
— Спасибо, сержант, — прошептал лейтенант, поднимаясь со дна ручья.
Несколькими прыжками он достиг спасительного леса, юркнул за ствол дерева и выглянул из-за него. Окружив пригорок, немцы лезли к вершине со всех направлений, и пулемет сержанта бил по ним почти в упор. Пуля, просвистевшая рядом, заставила лейтенанта спрятать голову, но боковым зрением он все же успел заметить три фигуры в маскхалатах, поднявшихся с земли и бросившихся в сторону его дерева. Выхватив из-за пояса две гранаты, он одну за другой швырнул их в немцев и исчез в лесу.
Лейтенант бежал до тех пор, пока не стали подкашиваться ноги. Остановившись, он вытер пилоткой залитое потом лицо, расстегнул под маскхалатом гимнастерку и в изнеможении опустился на траву. Сердце
