постовых?
— Видите ли, на пистолете, найденном вчера на месте происшествия, отпечатки пальцев человека, проходящего по уголовному делу, которым занимаемся мы с лейтенантом. — Андрей постарался сохранить на лице дружеское выражение. — Насколько я понимаю, методы оперативной работы у всех одинаковы. Вместе делаем одно дело.
— Значит, так, капитан, — произнёс фээсбэшник. — Никакого дела больше нет. Вы ничего не ведёте. Все материалы, так или иначе относящиеся ко вчерашнему происшествию, переданы в наше ведомство. Вместе с подозреваемым, которым вы так интересуетесь. Это ясно?
— Почему?
— Не задавайте лишних вопросов, капитан. Спокойнее будете спать. Всего доброго.
Последняя фраза далась ему с явным трудом. Парень повернулся и зашагал прочь. Проходя под аркой, он остановился и категоричным тоном, с отчетливыми нотками брезгливости, приказал сержантам:
— Если не хотите неприятностей, никаких разговоров, касающихся вчерашнего взрыва. Ни с кем. Понятно?
— Так точно, — с не меньшей ненавистью ответили те.
— Если еще кто-нибудь станет интересоваться — отправлять к нам. Вздумаете болтать — пойдете под статью о разглашении оперативной инормации.
Не говоря больше ни слова, он направился к подъезду, на ходу вынимая из кармана пиджака мобильный телефон. Такими телефонами были оснащены все группы, причастные к сегодняшней операции.
Противно заверещал зуммер селектора. Полковник отложил листы, поиграл секунду бровями, стараясь унять резь в глазах, — уже сутки на ногах, без сна, без отдыха, — вдавил клавишу.
— Да?
— Товарищ полковник, к вам Коновалов.
— Пусть заходит.
Коновалов оказался невысоким юрким мужчиной лет сорока, похожим на мышь-альбиноса. Он проскользнул в дверь, остановился у порога.
— Что у тебя? — хмуро поинтересовался полковник.
— Товарищ полковник, звонил один из моих ребят.
— Нашли что-нибудь?
— Пока нет, но, похоже, у нас возникла проблема.
— Ну так реши проблему! — вдруг рявкнул Маков. — Я, что ли, ее решать должен? Вот наградил Господь Бог помощничками. Ничего сами сделать не могут. Ты мне не о проблемах, а о результатах докладывай. Лезешь, понимаешь, со всякой ерундой.
— Я просто подумал…
— Подумал он. Думальщик, етить твою мать! Ну давай, что там у тебя?
— Только что у взорванного дома объявились двое оперов эмвэдэшных. Задавали вопросы. В частности, интересовались насчет сертификатов.
— Кто такие?
— Обычные оперативники. Я зафиксировал данные.
— Ну и что ты от меня-то хочешь?
— Понимаете, я подумал, вдруг они как-то причастны к делу?
— Отправь за ними «наружку». Если выяснится, что причастны, — поступай согласно полученным инструкциям. А непричастны, так пусть гуляют.
— Но… они задают вопросы. Боюсь, как бы не просочилась какая информация. Вы ведь сами говорили, что…
Полковник скривился.
— Я помню, что говорил. А вот ты, похоже, забываешь. Может, тебя пора на пенсию отправлять, а? Если ты даже с двумя ментами сам разобраться не можешь.
От начальственного окрика Коновалов невольно прогнулся в пояснице.
— Всё ясно, товарищ полковник. Понял.
— А понял, так выполняй. И учти, майор, если хоть крупица информации просочится в печать, я лично с тебя шкуру спущу. Понял?
— Так точно, товарищ полковник. Ясно.
— Иди. — Когда за подчиненным закрылась дверь, полковник скривился и пробормотал озлобленно: — Служака, мля. Сам шаг ступить боится.
Когда Олег проснулся, Иван стоял у окна и, отодвинув занавеску, смотрел на улицу. В узкую щель проникал утренний солнечный свет. Гудели машины, звенел трамвай, урчали грузовики, орали воробьи, стараясь перекричать шум проспекта. Звуки города. Олег потянулся, первым делом схватился за «ремингтон» и, выбираясь из кресла, спросил, позёвывая:
— Что-нибудь интересное увидел? — Иван пожал плечами. — Понятненько. А чего смурной-то такой?
— Есть повод веселиться?
— Всё зависит от того, какой смысл ты вкладываешь в слово «веселье». Никто не звонил?
— Нет. Должны были?
— Приятель мой с биржи обещался. — Олег бросил взгляд на настенные часы. — Опаздывает. Странно. А ведь слыл пунктуальным. Вот что время и деньги делают с людьми.
— Сам позвони.
— Нет, братец. Толич — мужик деловой, я говорил. Раз сам не звонит, значит, пока не с чем. Объявится. Он если обещает — делает. — Олег усмехнулся. — Знаешь, среди людей, с которыми я общался раньше, за слово принято отвечать.
Иван вздохнул, отлепился от стены.
— Кофе будешь?
— Налей, если нетрудно.
— Нетрудно. — Он пошел в кухню ставить чайник.
В это время к дому с Ленинградского проспекта свернули три машины. Первой шла тёмно-синяя «пятёрка».
Посредник и Веня появились в фойе гостиницы в то самое мгновение, когда на стоянке затормозил вишневый пикап. Киноактер выбрался из салона, подмигнул сидящему за рулем Молчаливому.
— Счастливо.
— Удачи, — ответил тот, поглядывая на «девятку» убийц.
Молчаливый не мог видеть их через темное стекло, но зато кожей ощущал взгляды. Он спокойно, положив левую руку на дверцу и придерживая руль правой, выехал со стоянки. Ему не составило большого труда найти брешь в плане устранения. Убийцы выбрали отличное положение для прицельной стрельбы. Но, как известно, на каждое «хорошо» имеется и своё «плохо». Машины друг друга они видели максимум до середины.
Свернув к корпусу «Г», Молчаливый заглушил двигатель и выбрался из салона. Деловито и спокойно он зашагал назад, на ходу расстегивая сумку и сбрасывая предохранитель «узи».
Посредник, заметив входящего Киноактера, широко улыбнулся и шагнул вперед, протягивая руку для пожатия:
— Рад видеть. Наслышан, наслышан. Образцы бумаг у вас с собой?
— А деньги и документы? — вопросом на вопрос ответил Киноактёр.
— Как договаривались.
— Договаривались: бумаги против денег.
Посредник кивнул.
— Это верно. Пойдемте.
