Они прошли к лифтам. Надо отдать должное Киноактеру, на его лице застыло безмятежное спокойствие.
— Остальные ждут вас в машине? — словно бы между делом осведомился посредник.
— А вас это волнует? — На уголках губ Киноактёра повисла странная, загадочная усмешка.
— Разумеется, нет. Меня волнует наличие бумаг.
— Успокойтесь. Бумаги в машине.
Все трое вошли в кабину, но, как только начался подъем, Веня нажал «стоп» и рванул из-под пиджака пистолет.
— Повернись спиной и упрись руками в стену. Ноги на ширину плеч.
Киноактёр усмехнулся, однако выполнил приказание.
— Ты, друг, в ментовке не работал? — спросил он, пока убийца ощупывал его одежду. — Навыки у тебя уж больно профессиональные. И физиономия, кстати, тоже.
— Он чист, — выпрямился Веня, пропуская издевку мимо ушей.
— Я был в этом уверен, — вновь улыбнулся посредник и похлопал Киноактера по плечу. — Мы привыкли верить друг другу. Можете повернуться.
Киноактёр повернулся, одернул пиджак. На его губах вновь появилась туманная улыбка.
— Чему вы улыбаетесь? — полюбопытствовал посредник.
— Думаю, какой удачный сегодня день.
— Чертовски удачный. Чертовски.
Стоя на лестнице, Тонколицый услышал, как прозвенел звонок, сигнализирующий о прибытии лифтовой кабины. Звук был далёким, но вполне различимым. Чуть приоткрыв дверь, Тонколицый услышал мужской голос. Этот голос он запомнил очень хорошо. Голос посредника.
— Работа у нас тонкая, нервная, — весело вещал тот. — Впрочем, что я вам говорю. Сами все знаете. Надежные люди ценятся на вес золота. Думаю, теперь мы будем встречаться гораздо чаще.
Тонколицый усмехнулся. Отвлекаем внимание? Заговариваем зубы? Болтовня — отличный способ заморочить голову. Но действует только на новичков и дураков. Киноактер же не был ни тем, ни другим. Однако как убедительно врёт, стервец. Если бы посредник сказал ему, Тонколицему, что он, Тонколицый, пять минут назад забрал гонорар и уехал, — поверил бы, не задумываясь. С таким талантом надо работать в театре или в кино. Или в правительстве.
Голос приближался. Тонколицый прикрыл дверь, оставив щель шириной не больше пяти миллиметров, и отступил в сторону от проема. Щелкнул замок. Совсем близко, буквально в паре шагов. Последний или предпоследний номер, решил Тонколицый. Двое убийц, которых он видел в холле, наверняка в соседнем номере.
Открылась дверь. Тонколицый быстро заглянул в щель и тут же отпрянул. Так и есть, крайний. Троица вошла в номер. Дверь закрылась, повернулся в замке ключ.
Молчаливый оказался у самой стоянки. От первой «девятки» его отделяли пять корпусов. Вторую загораживал микроавтобус. Невозмутимо он перешагнул через цепочку, болтающуюся на уровне колен, и, пригнувшись, побежал к нужной машине. «Вольво», «Фольксваген», «Волга», «Жигули», ещё «Жигули», а вот и мы. Он резко выпрямился, выхватывая автомат из сумки. В зеркальном заднем стекле выросло его собственное отражение. Молчаливый нажал на курок, полосуя самого себя поперек груди, ближе к шее. «Узи» задёргался в руках, выплевывая фонтан золотых гильз. На стекле вспыхнули сразу восемь «солнц», в центре каждого зияла угловатая дырочка. Гильзы с жестяным стуком ударялись о багажник соседней машины, падали на асфальт и откатывались в сторону. Под днище, к бордюру, под ноги стрелку. Следом за первой очередью Молчаливый выпустил еще одну, чуть ниже. Из среза глушителя вырывались мутные фонтанчики раскаленных газов, но пламени не было. Жирные плевки автомата смешались с треском осыпавшегося стекла.
Молчаливый спокойно спрятал автомат в сумку, сделал шаг вперед и заглянул в салон «девятки». Оба убийцы были недвижимы. Один привалился к дверце, второй упал грудью на рулевое колесо. Из распоротых пулями спинок сидений торчали поролоновые внутренности. Желтоватые клочки поролона валялись по всему салону. На приборном щитке повисли капли крови.
Затененные стекла сослужат хозяевам плохую службу, подумал Молчаливый. Разбитое заднее стекло-то со стороны стоянки не видно.
Слабый ветерок унес пороховой дым, но в салоне еще витали сизые облачка. Порывшись в сумке, Молчаливый отыскал солнцезащитные очки и нацепил на нос. Затем нащупал фальшивый жетон сотрудника платной парковки и повесил на грудь. Скорее всего у работников стоянки совсем другие значки, а то и вовсе значков нет, но это не имеет болыдого значения. Во-первых, убийцы вряд ли присматривались, а во-вторых, блестящая побрякушка сама по себе оказывает завораживающее воздействие. По меньшей мере секунды три у него будет.
Молчаливый прошел через всю стоянку, держась позади автомобильного ряда, и вынырнул из-за микроавтобуса в паре метров от второй «девятки». Выходя, он повернулся и громко сказал:
— И учти, пятнадцать минут. Потом будешь доплачивать за весь час, понял? Мне, что ли, за тебя платить, ара?
Конечно, они встревожились! Убийцы ведь, не пекари. Хоть и не слишком профессиональные, но все- таки. Молчаливый считал про себя. Секунда — они насторожились, тянутся за оружием, пальцы на спусковых крючках. Вторая — оценивают форму и замечают значок. Еще секунда — он говорит громко, не боясь привлечь к себе внимание, значит, не убийца. Четвертая — в руках жезл. Нелепее не придумаешь. Ни один «профи» не станет в подобной ситуации занимать руки чем-либо, кроме оружия. Вывод: какой-нибудь бывший армеец. «Лох», строящий из себя «крутого». Настоящие «крутые» на платных стоянках не подвизаются. Настоящие «крутые» зарабатывают большие бабки. Они успокаиваются и снимают пальцы с курков. Пошлые ухмылки. Сотрите их с губ, твари. Смерть уже рядом с вами. Сидит на заднем сиденье.
Он проходит мимо, шаг его сбивается, голова опускается. Он якобы читает номер. Спокойно, не торопясь, лезем в сумку. Не станут же эти парни палить? Молчаливый весь на виду, с крыльца гостиницы его видно как родного. Играем «лоха». Достаем блокнотик, листаем так, чтобы эти двое увидели исчерканные страницы. Главное — двигаться, двигаться, пусть смотрят на руки. Человек инстинктивно обращает внимание на движение. Закон. Им, конечно, показывали фотографии жертв. Но он не предоставил им возможности рассмотреть как следует свое лицо. Шаг вперед, к кабине, но не нагибаться. Ты спокоен, уверен в собственной силе и правоте. Как всякий «лох». Теперь постучим жезлом по стеклу.
— Э, ара!
Стекло опускается, но до половины. Они ждут, что «халдей» нагнётся. Не тут-то было, ребята. Один из них кладёт руку на дверцу, интересуется миролюбиво:
— В чём дело, командир?
Так, теперь нужно держать фасон.
— А то сам не знаешь? У вас когда время вышло? Или доплачивайте, или уматывайте.
— Командир, твой напарник сказал: расчет при выезде.
— Вы, блин, все умные такие, куда деваться! Если думаешь, что ты здесь правила устанавливаешь, то забирай свою колымагу и мотай отсюда, понял? Если стоишь не больше двух часов, тогда и платишь при выезде, а вы сколько пасетесь? Короче, ара, или плати, или выматывайся.
— Ты полегче, мужик, — неприязненно подает голос водитель «девятки».
— Кому ты это говоришь, ара, э? Понаехали, блин, хозяева жизни. А ну, у…вайте отсюда. Чтобы через пять минут вас не было. Иначе «тачку» свою будете по запчастям собирать, ясно?
Они не могут позволить себе такую роскошь, как скандал. В любой момент могут подъехать жертвы. Или шеф выйдет. Если все сорвется, их обоих спустят в Москву-реку с бетонным грузилом на ногах.
— Ладно, командир, все. Извини. Мы погорячились, — сказал пассажир примирительно. — Сколько с нас?
— Известно. Час — пятнашка. Неполный за полный.
Убийца кивнул, соглашаясь; отсчитал деньги, протянул в окно. Для этого ему пришлось опустить стекло еще на треть.
