Капитан подошёл к стене и мрачно застыл перед картой района. Флажков значительно прибавилось.
— Может, устроить засады в домах? — произнёс он с сомнением.
Ледогоров молчал.
Распахнулась дверь, и тяжёлой поступью вошёл майор Ревунов. За ним появился полковник с поступью лёгкой, но с фамилией достаточно веской.
— Что, соколы, — молвил полковник Чугун. — Шалопая поймать не можете, жила тонка?
— Это не шалопай, товарищ полковник, — осмелился возразить Карнаух.
— Опыта маловато, — пробовал защитить майор Ревунов.
— Так выдай им свой! — грянул полковник.
— А голос?
— Голос молчит, — сказал капитан.
— Я предлагаю эксперимент! — отчаянно выкрикнул лейтенант.
В Матвеевских переулках
Грустно, грустно стало в Матвеевских переулках. Как не таи, а быстро стало известно, что бродит опасный здесь человек, тайком проникает в квартиры, уродует кукол, игрушки.
Осторожно прошлись по домам серьёзные люди, предупредили, чтобы смотрели в оба. Ни слесарей, ни сантехников, ни агентов госстраха не пускать просто так, спрашивать документы. Окна и форточки закрывать, а ещё лучше прятать на ночь кукол, машинки, кораблики и самолёты.
Да что же это творится такое? Кому помешали игрушки? Самый закоренелый преступник, разве он не был розовощёким ребёнком, не строил в песочнице дом, не пускал кораблик по лужам?
Мамы тревожно беседовали по телефону, папы сердито утыкались в газету, а дети каждое утро пересчитывали своих питомцев. Вот заводная собака, вот плюшевый мишка, вот резиновый попугай. И, конечно, были уверены, что охотился за игрушками не человек, а, злодей из страшной сказки. И верили, что, как во всякой сказке, на чудище скоро найдётся управа.
Мисюсь и щеглы
Мисюсь ко всему относилась спокойно. В голове её было пусто, а пустота очень спокойная, уверенная в себе вещь. Не очень-то нравилось кукле путешествовать в тёмном портфеле, но и тут она не возражала, а предавалась раздумьям.
Мысли её были маленькие и простые. «Наши лучше, — думала, например, она, — наши кушают кашу». Ещё она размышляла так: «Катя катает куклу. Красивая Катя».
Катя редко оставляла Мисюсь одну. Например, если бегала в магазин.
— Я скоро вернусь, — говорила она, — никуда не ходи.
Оставшись одна, Мисюсь принималась за любимое дело всех кукол: смотреть в окно и считать птичек.
— Раз, раз, — говорила она, — снова раз. — Другой счёт был ей просто не под силу.
— Раз, раз… — На форточку уселись два серых щегла.
Это были известные нам Ванька и Встанька, покинувшие квартиру лейтенанта. Они зацокали на своём щеглином наречии, с недовольством поглядывая на Мисюсь.
— Все куклы — дуры, — заметил Ванька.
— Голову оторвут, будет знать, — прибавил Встанька.
— И зачем приставили? — Ванька щипнул свою яркую грудку. — Охрану ей подавай!
— Приказ, — сказал Встанька и тоже щипнул.
— Приказ есть приказ, — согласился Ванька.
Чей приказ и как могли щеглы охранять куклу, оставалось пока неясным. Мисюсь же оба щегла понравились. Она похлопала глазками и сказала удовлетворённо:
— Наши.
Старик Дубосеков и Катя
Старик Дубосеков писал: «Как часто бывает, что дети лучше своих родителей. И может, скрывается среди них подлинный Дон Кихот, истинный граф Монте-Кристо, но только немногим дано разглядеть в начинающем ребёнке будущего героя».
Потрещав и побрызгав пером, Дубосеков отодвигал занавеску и поглядывал, не идёт ли Катя. Давно хотелось сказать ей словечко, что-нибудь подарить, но мешала гордость. Ещё подумают Звонарёвы, что сдался упрямый старик.
«До чего же я гордый, — думал он с грустью. — Гордость — фамильная наша черта».
Но вот показалась Катя, и не выдержал старик Дубосеков. Само собой распахнулось окошко, и семейная гордость, птичкой порхнув, уселась на плечо ученицы четвёртого класса.
— Ты, что ли, ночью на рояле играла? — сердито спросил Дубосеков.
— Не я, — ответила Катя.
— Играй, играй, — сердито сказал Дубосеков. — Я даже люблю, когда ночью играют. Я даже в газету писал, чтобы ночью играли.
— Спасибо, дедушка, — ответила Катя. — Я знала, какой вы добрый.
— Я добрый! — воодушевился старик. — Я на подарки не жадный, я даже могу подарить… — Он повернулся к своим свистулькам, но, увы, ни единой свистульки не осталось после нападения на квартиру, лишь Дунькин божок солидно поблёскивал в углу.
— Бери ценную вещь! — с отчаянием крикнул старик Дубосеков и схватил статуэтку.
Напрасно отнекивалась Катя, старик вручил ей божка. Тайком пронесла его Катя в комнату и спрятала в шкафчик, подозревая, что ни папа, ни мама подарков таких не поймут.
Так или эдак, но голова снова поселилась в Катиной комнате, правда, на месте не столь уж видном, как раньше.
Профессор Драгосмыслов в своём кабинете
Да что там шкафчик какой-то скромной школьницы! Шкафчик хоть и с резьбой на дверках, но цвета бурого, непонятного, со ржавой петлёй и отбитой ножкой, которую заменял деревянный кубик с замызганной буквой «у». В таких ли шкафчиках жить голове? Давайте лучше посетим кабинет профессора Драгосмыслова, большую светлую комнату со множеством самых разнообразных шкафов, от маленьких до огромных. Подойдём к одному, достанем затейливый ключик, вставим в замочную скважину, повернём три раза налево, два раза направо, произнесём слово: «Тюк!» — и…
Нет, неприлично и даже опасно входить в кабинеты без спросу и ключиком открывать чужие шкафы. Пускай уж сам Артабальд Поликанович Драгосмыслов покажет нам, что прячется в его недоступном шкафу.
