своей уступчивой позицией, и в их неожиданном «повороте» весной 1939 года. «Поворот» был столь резким и неожиданным, что война стала неизбежной'. (Базил Лиддел Гарт, 'Вторая мировая война', стр. 21).
Глава 6
Московские переговоры: ключ к войне и миру
1.
Суворов утверждает, что в ходе московских переговоров «ключ» от мировой войны попал 'на сталинский стол'. Мы уже убедились в том, что 'делегации Англии и Франции' не сообщили ровно ничего такого, о чем не знал бы весь мир. Но Гитлер, имея опыт Рейнской области, Австрии, Мюнхена и Мемеля, решил не воспринимать англо-французскую гарантию Польше всерьез. Как же мог Сталин поверить прибывшим в Москву третьестепенным дипломатическим и военным чиновникам? К сожалению, ход переговоров и все, что вокруг переговоров происходило, совершенно не располагало к доверию.
Московские переговоры — действительно, один из принципиальных, ключевых моментов предвоенного периода. Для того, чтобы правильно оценить всю «ценность» суворовского открытия про 'ключ на сталинском столе', надо посмотреть, что же, на самом-то деле, происходило на переговорах и вокруг них.
2.
Переговоры между СССР и англо-французским альянсом шли совсем не просто. Вообще, очень странно, что Суворов пишет о переговорах, как о некой разовой акции. На самом деле, это был долгий процесс. Началом его можно считать 14 апреля, когда британское правительство обратилось к советскому правительству с запросом, не мог бы Кремль дать гарантию Польше, Румынии, а также, 'может быть, и некоторым другим государствам'? (Телеграмма полпреда СССР в Великобритании И. М. Майского в Наркомат иностранных дел СССР, 'Год кризиса 1938–1939', т. 1, Стр. 379–380). Когда в октябре после Мюнхена Литвинов говорил, что, решив оказать сопротивление 'гитлеровскому динамизму', англичане и французы 'неизбежно обратятся к нам', он был уверен, что заговорят они 'другим языком'. Вероятно, с точки зрения британского МИДа, запрос от 14 апреля был 'другим языком', ведь теперь СССР не игнорировали, а, наоборот, — предлагали принять на себя бремя защиты Польши, Румынии и 'некоторых других государств'.
В следующей главе мы увидим, что именно одностороннюю, безусловную и безоговорочную советскую гарантию Польше Суворов называет тем спасительным средством, которое могло бы спасти мир от Второй мировой войны. Вопрос о Польше и о том, почему такое решение было совершенно невозможно, мы рассмотрим отдельно. Пока же отметим, что уже 17 апреля СССР передал англичанам и французам встречное предложение: '1. Англия, Франция, СССР заключают между собой соглашение сроком на 5-10 лет о взаимном обязательстве оказывать друг другу немедленно всяческую помощь, включая военную, в случае агрессии в Европе против любого из договаривающихся государств. 2. Англия, Франция, СССР обязуются оказывать всяческую, в том числе и военную, помощь восточноевропейским государствам, расположенным между Балтийским и Черным морями и граничащим с СССР, в случае агрессии против этих государств. 3. Англия, Франция и СССР обязуются в кратчайший срок обсудить и установить размеры и формы военной помощи, оказываемой каждым из этих государств во исполнение п.п. 1 и 2'. ('Год кризиса 1938–1939', т. 1, стр. 386–387).
Черчилль пишет: 'Если бы, например, по получении русского предложения Чемберлен ответил: 'Хорошо. Давайте втроем объединимся и сломаем Гитлеру шею' или что-нибудь в этом роде, парламент бы его одобрил, Сталин бы понял, и история могла бы пойти по иному пути. Во всяком случае, по худшему пути она пойти не могла… Вместо этого длилось молчание' (Уинстон Черчилль, 'Вторая мировая война', т. 1, стр. 172–173). Черчилль не прав, называя «молчанием» затянувшийся обмен предложениями и контрпредложениями.
Поначалу Англия и Франция упорно отказывались от признания взаимности обязательств. Это — дипломатический жаргон. Говоря проще, в тех проектах договора, которые представлялись советской стороне, отмечалось, что СССР должен будет воевать с Германией, если та нападет на Англию и Францию, или на одну из стран, которые Англия и Франция обязались защищать. Но защищать СССР англичане и французы предполагали только в том случае, если бы СССР оказался втянутым войну с Германией из-за той помощи, которую он оказал Англии и Франции. А вот если бы Германия напала на СССР — либо в союзе с Польшей (к чему, как мы увидим дальше, очень стремилось польское руководство), либо минуя Польшу (через страны Прибалтики), — то в этом случае воевать с Германией Англия и Франция не собирались. Поэтому СССР настаивал на том, чтобы тройственные советско-английско-французские гарантии распространялись, помимо Польши и Румынии, также и на Латвию, Эстонию и Финляндию. И еще. Помня печальный опыт «Мюнхена», Советское правительство настаивало на том, чтобы одновременно с подписанием тройственного дипломатического соглашения было подписано и соглашение о военных мероприятиях — о конкретных военных действиях, которые СССР, Англия и Франция предпримут в случае германской агрессии. Посол Франции в СССР Наджиар докладывал своему министру: 'СССР… предложил пункты, которые он считает самыми конкретными и эффективными, упрекая нас в то же время в том, что наши пункты расплывчаты и слабы'. (Телеграмма посла Франции в СССР П. Наджиара министру иностранных дел Франции Ж. Бонне. 22 июня 1939 г., цит. по 'Год кризиса 1938–1939'., т. 2, стр. 50–51).
3.
Серьезным камнем преткновения стал вопрос об определении 'косвенной агрессии'. По этому поводу Суворов иронизирует: 'Что есть 'косвенная агрессия' известно только товарищу Сталину и его дипломатам. Если бы предложения советской делегации были приняты, то Сталин (совершенно справедливо) мог требовать от Британии и Франции выступления против Германии в ответ на любой внешнеполитический акт Германии'. (Суворов, 'День 'М'', глава 'Пролог на Халхин-голе').
Ни у кого не должно вызывать удивления, что в данном случае (и во многих других случаях) писатель Виктор Суворов солидаризируется с точкой зрения британского МИДа эпохи правления там лорда Галифакса. Нельзя забывать, что присвоивший себе фамилию российского генералиссимуса гражданин Владимир Резун проживает в Великобритании и работает там 'в одном весьма знатном и в военном мире известном учебном заведении'. Так что писатель Суворов очень хорошо помнит, чей хлеб кушает Владимир Резун. Но надо же иметь хоть каплю совести! Или, по крайней мере, — чувство реальности! После Австрии, Судет, Чехословакии и Мемеля рассуждать про 'выступления против Германии в ответ на любой внешнеполитический акт Германии' может только совершенно бессовестный лжец. Внешнеполитическими актами Германии (уже после Мюнхена) были ультиматум, предъявленный Румынии с требованием подчинить свою экономику интересам Германии; ультиматум, предъявленный Литве с требованием Мемеля и навязывание литовскому правительству договора о «протекторате»; домогательство от Польши Данцига (Гданьска) и «коридора» между Восточной Пруссией и остальной Германией. Было и многое другое в подобном же роде. Сопротивление введению в договор понятия 'косвенная агрессия' лежало в общем русле тактики британской делегации на переговорах. Уже даже тогда, когда переговорный процесс дошел до стадии обсуждения военной конвенции, британское правительство снабдило своих представителей инструкцией, в которой было сказано: 'Британское правительство не желает быть втянутым в какое бы то ни было определенное обязательство, которое могло бы связать нам руки при любых обстоятельствах. Поэтому в отношении военного соглашения следует стремиться к тому, чтобы ограничиться сколь возможно более общими формулировками'. ('Альтернативы 1939 года'. Документы и материалы, стр. 229–231). Иначе говоря, Чемберлен и Галифакс очень хотели получить в свои руки тот самый «ключ» — ключ, который давал бы возможность именно им, руководителям правительства Его Величества, единолично принимать решение начать ли обуздание Гитлера или опять поторговаться, как это было в эпоху Мюнхена.
Собственно, англичане торговались с Гитлером в самый разгар московских переговоров. Задушевные беседы германского представителя Вольтата с британским министром Хадсоном и доверенным советником Чемберлена Вильсоном происходили в то время, когда британский кабинет решал вопрос о направлении в Москву делегации военных экспертов для заключения военной конвенции. 'В этих условиях мы не должны удивляться недоверию со стороны советских участников переговоров', — отмечал французский посол в
