прошептал он.
Обхватив ладонями ее лицо, Ранд пристально посмотрел ей в глаза.
— Лианна, для меня нет ничего прекраснее, чем твое тело, в котором живет наш ребенок.
Лианна медленно погрузила пальцы в его золотистые волосы и прижала голову Ранда к себе. Их губы слились в долгом поцелуе. Ее сердце просто таяло от любви. Сейчас уже ничего не имело значения — ни английский король, ни вражда между герцогом Бургундским и Армань-яком, ни угроза войны. Переполненная до краев любовью и страстью, Лианна языком раздвинула его губы, нежно покусывая их, а рукой поглаживала возбужденную плоть Ранда.
Он приподнял голову.
— Боже мой, какие мысли заставляют тебя так целовать меня?
Улыбка заиграла у Лианны на губах.
— Я думаю, что… — она запнулась. — Что… — слова, которые рвались из сердца, неожиданно застряли у нее в горле.
Лианна уткнулась лицом в его шею. Господи, ведь она поклялась себе, что ее признание в любви будет зависеть от выбора Ранда между нею и королем Генрихом.
Но Лианна чувствовала, что любовь все глубже проникает в сердце. Скоро она уже не сможет ни в чем отказать Ранду. И если однажды он попросит ее отдать замок Генриху…
— Значит ли это, — пробормотал Ранд, нежно лаская грудь Лианны, — что ты любишь меня, что однажды…
— Да, — она заставила себя улыбнуться, — когда-нибудь я скажу тебе об этом.
В его глазах промелькнуло разочарование.
— Тогда покажи мне… — он обхватил ее расплывшуюся талию и одним быстрым движением посадил Лианну на себя. — Покажи мне, что в твоем сердце.
С губ Лианны сорвался легкий стон. Ее волосы скользили по шее, плечам Ранда. Она отдалась ему со всей страстью, не думая ни о чем, кроме них двоих.
* * *
— Позор!
Голос герцога Бургундского перекатывался под сводами полутемной комнаты, расположенной позади зала.
— Я опозорен! — в ярости кричал он.
Лианна сидела в кресле возле огня. Она молча наблюдала, как Ранд подошел к дяде и успокаивающе положил руку ему на плечо.
Эти двое представляли собой поразительный контраст. Высокий, стройный, золотоволосый Ранд приветливо улыбался; сутулый, темноволосый герцог Бургундский в ярости раздувал ноздри.
Казалось, герцог вобрал в себя все существующие пороки, в то время как Ранд являл собой подлинный образец честности и благородства. Он сверкал как яркий бриллиант на черном бархате гнева герцога Бургундского.
Едва заметный знак головой, сделанный Рандом, прервал ее размышления.
— Хотите вина, дядя? — мягко спросила Лианна.
— О, да, и как можно больше!
Она поднялась, опираясь обеими руками о ручки кресла, и как клубочек золотистой пряжи покатилась к буфету. За последние недели Лианна так округлилась, что каждое движение требовало определенных усилий. Хотя уже наступил декабрь и приближался срок ее родов, она продолжала играть роль хозяйки замка.
Лианна налила вина в серебряный кубок, подошла к огню и вытащила из камина раскаленную докрасна кочергу. Затем она осторожно опустила ее кончик в вино, отворачиваясь от пара.
Герцог Бургундский принял кубок и стал молча потягивать напиток.
Ранд помог Лианне сесть в кресло и повернулся к ее дяде.
— Расскажите нам, Ваша Светлость, о перемирии, достигнутом в Аррасе.
Герцог нахмурился.
— Это вовсе не перемирие, а оскорбление. Пятно на нашем доме.
Лианна озабоченно подалась вперед.
— Неужели ничего нельзя было сделать, дядя?
Он резко махнул рукой, так что заколыхался широкий отделанный горностаем рукав его платья.
— «Арманьяки» воспользовались моим поражением, — холодно произнес Жан Бесстрашный. — Компьень, Суассон, Лан, Сен-Кантен и Перонн пали, Артуа близок к этому. — В его лице появилась жестокость. — Они загнали меня в угол, заставили подписать договор, прогнали меня из Парижа, наказали преданных мне людей.
Лианна сочувственно спросила:
— А что же дофин Луи?
Герцог Бургундский закрыл глаза, шумно втянув в себя ноздрями воздух.
— Мой зять вынудил меня отказаться от союза с Англией, пригрозив лишить всех моих земель.
Ранд и Лианна быстро переглянулись.
— Тогда есть какая-то надежда, — пробормотала она.
Но вот герцог снова открыл глаза, и Лианна увидела в них грозный огонь.
— «Арманьяки» — глупцы, — твердо сказал он. — Им следовало бы знать, что лев, загнанный в угол, сражается еще яростнее, чем тот, который на свободе.
— Вы — загнанный в угол? — с иронией спросил Ранд. — Я бы предпочел не видеть этого.
Герцог Бургундский отставил в сторону кубок и распахнул свой роскошный плащ, показывая вышитую на его тунике эмблему — крапиву и хмель, которая означала: «Я обожгу всех, кто будет перечить мне».
Лианна бессознательно схватила руку Ранда и сжала ее.
— Расскажите нам о тех обещаниях, что вы дали, — попросил Ранд.
— Я дал обещания, которые никогда не исполню, — герцог подался вперед, взял кубок с подогретым вином и залпом осушил его! — Если бы они обошлись со мной благородно, я, возможно, и пересмотрел бы свои планы относительно английского короля. Но Арманьяк не оставил мне выбора.
— Кроме поддержки короля Генриха? — спросил Ранд.
— Да.
Лианна отдернула свою руку от Ранда, словно это был раскаленный уголек. Месяцами отгоняла она от себя мысли об угрозе английского вторжения, надеясь, что сила их любви, а не король Генрих будет определять преданность Ранда.
У Лианны было такое ощущение, что она участвует в перетягивании каната: ее любовь состязалась с силой герцога Бургундского и короля Англии, а Ранд уравновешивает эти противодействия.
Герцог Бургундский, казалось, не замечал беспокойства своей племянницы, нервозности, которая теснила ее грудь, не давая дышать. Он расслабился и, скрестив ноги, откинулся на спинку кресла.
— Хорошо, что ты не стал дожидаться моего возвращения и сам взял Буа-Лонг, — похвалил Жан Бесстрашный Ранда. — Очень остроумная проделка! Ты согнал людей Гокура, как скот на ярмарку.
— Я сделал то, что было необходимо.
— Ты совершил то, что многие, включая и меня, считали невозможным, — герцог Бургундский удовлетворенно хлопнул себя по коленям. — Представь, каких-то тридцать лучников против семидесяти вооруженных до зубов рыцарей! Хотел бы я посмотреть на унижение Гокура.
— Зачем? Это… действительно, очень болезненно, — сказал Ранд.
— В таком случае, твое сердце мягче моего.
Лианна кивнула.
— Да, немногие имеют такое же каменное сердце, как у тебя.
— А осада? — продолжал герцог, возвращаясь к своей теме. — Барды уже слагают песни о свинье Буа-Лонга.
— Французские барды? — поднял брови Ранд.
Жан Бесстрашный пожал плечами и улыбнулся.
— Все любят хорошие истории. Кроме того, как только дофин Луи повысил налоги, он стал непопулярен
