за локоть.
— Я хочу показать мисс Беннетт окрестности, а потом поедем к моей сестре.
От его внимания не ускользнул испытующий взгляд, который бросил на него Мак, прежде чем мужчины начали переносить сумки и картины из вертолета в лимузин.
У Мака были все основания выглядеть удивленным. Пэйн ревниво охранял свою частную жизнь, никаких посторонних. Он допускал сюда только свою семью, семью Дианы, охрану, Бетти Майерз и Дрю Уоллэса. Для всего остального мира «Крегс-Хэд» был закрытой территорией.
Привезя сюда Рэйни, Пэйн нарушал свое правило, и это было похоже на помрачение ума, не поддававшееся объяснению.
Пока они шли к северному входу, Рэйни продолжала рассматривать здание.
— Это ваш дом, — сказала она. — Мне следовало догадаться, как только я увидела маяк.
— Да.
Она помедлила перед входом и взглянула на Пэйна с волнующей прямотой.
— Теперь я понимаю, где король стекла черпает свое вдохновение. Ваш кабинет — то место, где другие претворяют в жизнь ваши планы.
Откуда ей это известно?
Пэйн наклонил голову.
— Вы читали журнал «Всемирное наследие»?
— Нет, Грейс Карлоу показала мне статью, чтобы я получила представление о человеке, с которым мне предстояло встретиться в суде.
Она многозначительно улыбнулась.
Эта женщина была ясновидящей, и ее картина тому подтверждение.
Пэйн открыл дверь с помощью карманного пульта дистанционного управления. В холле их встретила миссис Майерз. Она скрыла удивление, увидев его с незнакомой женщиной.
— Бетти, это Рэйни Беннетт, художница из Гранд-Джанкшен, Колорадо, которая сейчас живет в Нью- Йорке. Как только я приму душ и переоденусь, мы поедем к моей племяннице на ужин.
— Может быть, вам чего-нибудь налить, пока вы будете ждать, мисс Беннетт?
— Нет, спасибо.
Когда миссис Майерз ушла, он повернулся к своей гостье:
— Я поднимусь наверх, а вы чувствуйте себя как дома. Я не задержусь.
Минут через пятнадцать он спустился вниз, уже зная, где найдет Рэйни. Она, конечно, придвинула табурет к его схеме подземелья Лос-Анджелеса и сосредоточенно рассматривала ее. Она даже не слышала, как он вошел.
Только его зазвонивший сотовый телефон заставил ее обернуться. Она поднялась с табурета.
— Вы давно здесь стоите?
— Несколько минут. — Пэйн взглянул на определитель номера. Это была Диана. Он снова убрал телефон в карман. — Кажется, эти схемы завораживают вас не меньше, чем меня.
— «Завораживают» не то слово. Прокладывая туннель под городом и не представляя точно, на что можно натолкнуться, наверное, испытываешь не меньшее волнение, чем то, которое чувствуют геологоразведчик или космонавт.
— Это мир, населенный крысами и утопающий в грязи, — пробормотал он.
— И полный античных произведений искусства, добавила она. — Вы могли бы рассказать не меньше захватывающих историй, чем Фронтеньяк!
То, что она ссылалась на свидетельское показание Бонни Ригли, заставило его улыбнуться.
— Должен признаться, что мы испытываем необычайное волнение, когда находим что-то.
— Как бы я хотела присутствовать при открытии какого-нибудь древнего захоронения.
Она заражала его своим неподражаемым энтузиазмом.
— Буду иметь это в виду.
Лукавая улыбка исчезла с ее лица.
— Вам не удастся меня обмануть. Вы не обычный инженер. Совершенно очевидно, что вам нравится решать сложные задачи. Когда я изучала искусствоведение в университете, нам преподавали также архитектуру и инженерное дело. Мне пришлось серьезно заниматься этими предметами, прежде чем я получила диплом искусствоведа. Я едва не изменила своей основной специальности, увлекшись инженерным делом. То, чем вы занимаетесь, пожалуй, самая привлекательная область.
Там, под городскими улицами, совершенно особый мир. Вы хорошо изучили его, а потом изобразили свое представление графически. Вы видите то, чего не видит никто другой, и знаете, как извлечь из этого пользу. Это потрясающе. Я бы все отдала, чтобы работать рядом с вами и учиться у вас. — Она живо посмотрела на него. — То, что вы поняли взаимосвязь вещей и заставили все это приносить пользу, означает, что ваши идеи никогда не иссякнут. Вы счастливый человек. Представляете, сколько людей хотели бы так же увлеченно заниматься своей работой, как вы?
— То есть так же, как и вы? — Он подошел к ней ближе. Давно уже он не получал такого удовольствия от общения.
— Мне нравится то, чем я занимаюсь, — сказала Рэйни, — но я не просыпаюсь каждое утро окруженная красотой этого моря и этого неба. Я просто не нахожу слов, а вы уже нашли их, потому что первым увидели все это. Столько красоты в этих очертаниях и в плавном соединении с маяком, что хочется плакать. — Слезы затуманили ее прекрасные зеленые глаза. — Я часто плачу, — призналась она с виноватой улыбкой, — так действует на меня красота.
Пэйн охотно верил. Эта женщина была красива не только внешней, но и внутренней красотой.
— Когда пилот начал кружить над вашим домом, я принялась мысленно все зарисовывать. Теперь, когда я попала внутрь, этот процесс не остановить.
Обещаю, что не буду ничего переносить на бумагу, но, если заметите во мне признаки отрешенности, не слишком удивляйтесь.
Пэйн затрясся от смеха. Он не мог вспомнить, когда в последний раз с ним случалось такое, не мог вспомнить, чтобы ему когда-нибудь так нравилась какая-нибудь женщина. Они понимали друг друга с полуслова.
Это было прекрасное чувство. Ему было с ней хорошо.
Он чувствовал, что… ожил.
— Мистер Стерлинг?
Голос миссис Майерз прервал его мысли.
— Да, Бетти?
— Вам звонит ваша племянница. Она недоумевает, куда вы подевались.
— Скажите ей, что буду минут через десять.
— Хорошо, сэр.
— Поедем, не будем заставлять их ждать, — пробормотала Рэйни.
И она была права.
Но Пэйну не хотелось уходить.
Ему хотелось…
Нет.
Не говори этого, Стерлинг, даже не думай об этом.
Ему надо было отправить Мака за картинами, но какая-то неодолимая сила толкнула его самого к дверям квартиры Рэйни. Та же самая сила заставила его изобрести причину, чтобы увидеться с ней снова.
А когда пройдет сегодняшний день, что будет потом?
Никакого «потом» не будет. Завтра его пилот доставит ее обратно в город. Энди проконтролирует, чтобы ее отвезли на машине домой, и Пэйн избавится от всех свидетельств кратковременного пребывания мисс Беннетт в его жизни.
С ее уходом его жизнь, по-новому сложившаяся после злополучного выстрела, снова возвратится в обычное русло.
Но пока он мысленно говорил себе все это, его рука коснулась ее гладкой, как шелк, кожи — ее платье слегка задралось, когда он помогал ей садиться на заднее сиденье лимузина.
