видом на Ска-мандр. Я пришла туда вчера. Это… так красиво… я… сидела в саду… в саду. – Ее голос ослабел. Затем она снова заговорила. – Где Аргуриос?
– Он сражается. За тебя. За всех нас.
– Аргуриос победит. Как мой Гектор. Он всегда побеждает. Я очень хочу пить.
Кассандра побежала, чтобы найти воды. Ее осталось мало, и девочка вернулась с кубком, в котором был один глоток воды. Андромаха поднесла его к губам Лаодики. Она выпила немного, затем откинулась назад.
– Ты найдешь его для меня, Андромаха? – спросила она. – Приведи его ко мне. Я… не хочу быть одна, когда я… умру.
– Я найду его.
Лаодика закрыла глаза и улыбнулась.
– Найди… моего… Аргуриоса, – прошептала она.
Аргуриос торжествовал. Все шло точно по его плану, и теперь настал момент, которого он ждал. Как только он поднялся на ступеньки, рядом с ним оказался Геликаон. По-лидорус и Диос следовали за ними, они остановили врага. Теперь микенцы были вынуждены нападать по двое, в то время как большая часть воинов, беспомощных перед стрелами и копьями, которые летели в них с галереи, толпилась внизу. По существу, это был тот же самый мост Партхи, там сражение происходило на узкой полоске между равными бойцами. Больше не имело значения, что микенцы превосходили их по числу, потому что на лестницах можно было встретиться только с двумя воинами.
Аргуриос ударил щитом своего противника, заставив его открыться. Его копье метнулось вперед, вонзившись между шлемом и плотью. Воин споткнулся и упал. Аргуриос ударил ногой по его плечу, отбросив назад к товарищам. Другой микенец прыгнул в образовавшуюся в рядах товарищей брешь. Он споткнулся об упавшего человека, и Геликаон убил его.
Вновь и вновь новые воины обрушивались на людей, стоящих на лестнице, но те не сдавались. Смерть собирала свою дань.
Как Аргуриос и надеялся, микенцы больше не могли думать объективно. Вместо этого они хотели только одного – убить людей, стоящих перед ними. Это ослепило их и мешало увидеть другие возможности. Аргуриос знал, о чем они думали. Один удар, и крепость будет их. Все, что им нужно было сделать – это убрать несколько человек на лестнице, и победа будет в их руках.
Продвижение микенцев остановилось. Аргуриос и Гели-каон крепко сжали щиты и направили смертельные наконечники копий во врага, чтобы закрыть ему проход, словно стена смерти.
Сначала микенцам показалось, что удача на их стороне. Но троянцы остановили их, и бессмысленно они теряли людей. Один за другим погибали сильные воины, их тела оттаскивали назад, чтобы освободить место для других. «Теперь, – понял Аргуриос, – ростки сомнения прорастут в сердцах микенцев». Это не было похоже на обычную битву. Им некуда было отступать, не было лагеря, куда можно было бы вернуться после боя. Они, как и троянцы, оказались здесь в ловушке. Если им не удастся очистить крепость и убить царя до рассвета, то на помощь к Приаму придут другие войска, тысячи людей из фортов на равнинах Скамандр или из бараков в Нижнем городе.
Аргуриос сражался без устали. Теперь он бился не только за свою жизнь и за честь. Он сражался за любовь. Микенец твердо решил, что ничего не помешает его счастью с Лаоди-кой. Аргуриос представил себе ее лицо, ее милую улыбку. Он не позволит ни одному микенскому воину подняться по этой лестнице.
Копье врага сломалось о его кирасу, разбив еще два бронзовых диска. Аргуриос повернулся направо. Это был неудачный удар, который пришелся по защищенному плечу противника и развернул его. Геликаон ударил стоящего перед собой микенца, сбросил его со ступенек, затем обернулся и вонзил копье в горло противника Аргуриоса. Оба героя подняли свои щиты, чтобы закрыться от других нападавших.
Минуту спустя микенец отбросил Геликаона назад, и тот упал. Аргуриос помешал перерезать горло Счастливчику и ударил щитом по микенцу, оттолкнув его назад. Геликаон поднялся и продолжил бой. Ступени лестницы стали скользкими от крови, но бой не прекращался. С галереи больше не летели стрелы, стоящие там мужчины и женщины с отчаянием наблюдали за сражением.
Царь Приам с мечом в руках смотрел на двоих воинов, от которых зависел исход этого боя. Трудно было поверить, что эти мужчины были из плоти, потому что они сражались как боги, – отважно и без устали. Царь поначалу решил, что битва проиграна, но теперь уже не так был в этом уверен. Теплилась надежда. Приам осмотрелся вокруг себя. На лицах зрителей была написана угрюмая решимость, гордость и благоговейный страх перед тем, чему они стали свидетелями. Впервые за многие годы Приам с гордостью смотрел на своего сына Деифоба, который сражался рядом с Аргуриосом и был готов занять его место на лестнице.
Переведя свой взгляд на микенцев, он увидел, что они не сдаются. Микенские воины не были испуганы или обескуражены. Они терпеливо ждали возможности сразиться с противниками на лестнице, на их лицах была написана решимость и упорство.
Слабая надежда умерла в груди царя. Не имеет значения, какие храбрецы сражаются на лестнице, ничто не сможет заставить отступить этих кровожадных дикарей. Скоро Гели-каона или Аргуриоса убьют, и микенцы поднимутся выше по ступеням. «Ну, – подумал он, – я покажу этим дикарям, как умирает царь».
Подняв свой меч, Приам встал на лестницу за спину последних защитников.
Каллиадес сплюнул кровь и приложил к щеке кусок ткани. Копье Аргуриоса скользнуло под его шлемом и царапнуло лицо. Ему повезло. Наконечник прошел в дюйме от его глаза. Аргуриос с позором сбросил Каллиадеса со ступенек, и теперь он стоял в дверях мегарона. Банокл повернул свой высокий щит на спину и подошел к другу.
– По крайней мере, у них больше нет стрел, – сказал Ба-нокл, протягивая Каллиадесу новый кусок ткани. Теперь кровь текла свободно. – Я думал, что он убил тебя, – добавил он.
– Я был чертовски близок к этому, – ответил микенец, сплюнув кровь.
– Он убил Эрутроса. Перерезал горло.
– Я видел.
Каллиадес посмотрел на лестницу.
– Нам нужно отступить, – сказал он. – Забрать лестницы со стен. Тогда мы могли бы ударить по ним с нескольких сторон.
– Они не продержатся долго, – сказал Банокл.
– Это Аргуриос, – возразил Каллиадес. – Он может сражаться всю ночь.
– Хорошо, – ответил Банокл с широкой улыбкой, – когда царь сделает тебя полководцем, я буду носить за тобой лестницу. Но мне придется пригибать голову.
– Мне нужно зашить рану, иначе я умру от потери крови, – проворчал Каллиадес. Двое воинов вместе вошли в мегарон. Там теперь лежало сорок раненых микенцев, о которых заботились их товарищи. Каллиадес снял свой шлем и сел на трон Приама. Банокл тоже снял свой шлем, затем полез в маленький мешочек, висящий у него на поясе, и вытащил изогнутую иголку и нитку. Он попытался вытереть кровь на щеке Каллиадеса тряпкой, но кровотечение было слишком сильным.
– Он сделал с твоим лицом черт знает что, – заметил он. – Хорошо, что ты и так был не очень красивым сукиным сыном.
– Просто зашей рану, – рявкнул Каллиадес.
Откинув голову назад, он сжал зубы от боли, когда его друг сшивал иголкой концы рваной плоти. Пальцы Банокла работали, а кровь продолжала капать. Наконец, кровотечение прекратилось.
– Ты хочешь сразиться с Аргуриосом еще раз? – спросил Банокл, сделав последний стежок.
Каллиадес покачал головой.
– Я уже один раз выполнил свой долг. Я не хочу быть человеком, который убил Аргуриоса. Пусть кто-то другой отправит его в путешествие по темной дороге. Может, теперь он – мой враг, но я расстроюсь, когда этот герой умрет.
– Ну, я вернусь, – сказал Банокл. – Если кто-то не очистит нам дорогу, я никогда не смогу оседлать одну из дочерей Приама.
– Пусть Арес направит твое копье, – пожелал ему Калли-адес.
– Он всегда мне помогает, – ответил его друг, надев свой шлем. Великан поднял копье и направился в
