нужно было встряхнуться, Егорыч!
— Вот и встряхнулся.
— Встряхнулся! Я только подвинулся к краю пропасти! И пропасть эта зовётся унынье. С чем я вернусь в Москву? С цифрами для учёных? Нужны им эти дурацкие цифры. Они только делают вид, что занимаются этой проблемой. На самом деле ни черта в ней не понимают. Диссертации пишут? Да! Приятель мой уже завершает. Я не цифры приехал сюда писать, не замеры делать. Я хотел разобраться с собственной жизнью, а оказалось, что это шутка. Егорычу приснилось, Егорыч вынул конверт и пошёл на почту. Милый мой, так мы дойдём до того, что будем изучать девицу Ленорман вместо Карла Маркса!
Егорыч всё больше расстраивался и всё больше вздыхал.
— Николаич, послушай…
Я опрокинул рюмку, махнул рукой.
— Нечего слушать. Завтра выводи меня и сажай на поезд.
— Ну, это уж…
Он не договорил. Дверь распахнулась, в избу с грохотом ввалились солдаты. Один направил на нас автомат, другой кинулся ко мне…
Та же комната, где проверяли мои документы в тот первый день. Только теперь горит настольная лампа под глухим колпаком. Поэтому лицо сидящего офицера едва различимо. Видно, что это немолодой человек с залысинами. На нём гимнастёрка и полевые погоны с голубыми кантами. Он что-то пишет. Почему все они пишут? Войдёшь в кабинет, строчат и ещё долго не отрываются от бумаги, кивком указав на стул, а то и вовсе не обращая вниманья. Скрипит перо, толчётся в чернильнице ручка. Наконец поднимает голову и рассматривает меня. Я начинаю первым.
— Капитан Васин, надеюсь?
Он молча глядит.
— Наконец-то. А то всё Васин, Васин. Капитан Васин!
У меня отвратительное настроение. Мне очень плохо. А потому смешны эти пронзительные взоры, намеренное молчанье.
— Имя. Фамилия. Отчество, — чеканит он глухим простуженным голосом.
— Сами знаете. Впрочем, если вам надо… — Я называюсь.
Он пишет.
— Ваши подчинённые грубо меня схватили. Ломали руки.
— А вы что хотели?
— Но я не оказывал сопротивленья.
— Вы с первого дня его оказали. Незаконно проникли в зону.
— Из-за какой-то бумажки я буду возвращаться в Москву, не выполнив заданья?
— Какого заданья?
— Я приехал в научную командировку. Я должен был сделать замеры.
— Ложь. Ваша цель другая.
Что-то знакомое в этих словах.
— Какая же, если не секрет?
— Это мы выясним.
— В командировке сказано ясно. Я привёз документы, не хватило какой-то формы.
— Человек, который приехал в командировку, не лезет через колючую проволоку под автоматы.
— Я и не лез.
— Вот именно. У вас был сообщник.
— Это случайно! Я спросил, как доехать, он и подвёз. Этот человек не виновен ни в чём!
— И вы с ним никогда не встречались?
Я промолчал.
— Лейтенант Кулёк! — позвал офицер.
Дверь отворилась.
— Документы по запросу готовы?
— Так точно, товарищ капитан.
— Несите.
Через минуту на столе капитана лежала папка. Он углубился в чтенье.
— Так. Николай Николаевич… Фамилия?
— Я уже говорил.
— Говорили… Значит, не знаете этого человека?.. Так… Николаевич… Пятьдесят пятый… угу… До взрыва… Так, так… Что же это вы, Николай Николаевич, прикидываетесь простачком? Вы же у нас работали! В пятьдесят пятом. А перед взрывом сбежали в Москву. Так это было?
— Я никуда не бежал. Уехал, и всё.
— Так, так. А уехали почему?
— Были причины.
— Какие?
— Личные. Личные, товарищ капитан.
— Ну, это мы разберёмся… А вернулись тоже по личным?
— Я приехал в командировку.
— По науке?
— Да, по науке.
— Но вы ведь учитель литературы. Какая наука?
— Я давно не учитель. Я журналист. Пишу о научных проблемах. Мне поручили сделать замеры. И как журналист…
— Написать собирались? — перебил он.
— Может, и написать.
— Куда?
— Что значит, куда?
— В какой орган? Вы знаете, что это государственная тайна?
— Я собирался написать для себя.
— Для себя не пишут. И мы ещё выясним, куда вы собирались писать. Тот, кто давал командировку, знал о ваших намерениях?
— Я ехал делать замеры. Остальное никого не касалось.
— Из-за этих замеров вы пошли на риск? Неужели думали, вас не обнаружат?
— Я ни о чём не думал, я работал.
— Так не работают, — сурово сказал капитан. — Ввести меня в заблуждение вам не удаётся. Когда вы узнали о том, что случилось в Бобрах?
— Не помню. Слухи ходили.
— Мы вам напомним. — Он посмотрел в папку. — Вы получили сообщение в январе того же года. Спустя десять дней после катастрофы.
Я опешил.
— Какое сообщение?
— Письмо от сообщника, — он постучал пальцем по папке. — Вы думаете, мы тут в бирюльки играем? После взрыва мы проводили расследование, почта была взята под контроль. Тогда мы не придали значения письму. Теперь, оказывается, всё не так. Последняя информация из Бобров вами получена… — он глянул в папку, — в апреле этого года. А теперь собственной персоной явились. Но ошибочка вышла, документов не добрали. Видно, хозяева ваши недостаточно опытны…
— Что за ерунда! — не сдержался я.
Он вперился взглядом из полутьмы, пристукнул ладонью и громко сказал:
— Взрыв на бобровском химскладе диверсия!
Я похолодел.
— И вы причастны к нему!
