— то бишь на зорьку. Заполевал отменную дичину, жена приготовила прелестное жаркое. Милости просим...
Слушая их разговор, я осматривал лагерь супругов. Возле палатки на рогульке висело стволами вниз курковое ружье, видавшее виды, но блестевшее тонким слоем смазки. В стороне—место для костра с заготовленными дровами, столик... ящик с посудой. Сразу за костром была выкопана яма, в которой лежали пустые консервные банки, бутылки и очистки,
«Кто они?»— подумал я, удивленный не столько порядком, сколько умелостью, с которой был разбит лагерь и которая дается только опытом.
— Ну, так я заберу вас, как и уславливались,— сказал Брагин, отталкиваясь веслом.
— Спасибо, Сережа,— замахала тоненькой ручкой женщина.
Лодку нашу подхватило течением и понесло вниз, а они стояли рядом и смотрели.
— Хорошие старики,— произнес Брагин, берясь за мотор.—Она вяжет ему носки, а он ей книжки читает.
Димка оглянулся на берег и поднял над головой руку.
— Эх, осень!— с грустью сказал он.
По старой, заброшенной канаве мы уплыли километров на пять от Заманухи, пока не добрались до двух озер: Лисьего и Плаватого. Канава уходила дальше, где-то соединялась с Ханкой, но где это было—ни я, ни Димка не знали. Плаватое лежало в стороне, и пройти к нему было тяжело. Но нам был известен путь — узенькая, замаскированная тростником проточка, соединявшая оба озера. На небольшой—метров семьдесят—гривке мы и обосновались.
— Где там моя солистка? — Димка выпустил подсадных из ящиков. Катька выбралась на землю, помахала крыльями и дважды крякнула.
— Вот тебе авансом,— поднес он ей на ладони крошки хлеба, но утка от угощения отказалась и поковыляла к воде. Остальные потянулись за ней, запутались поводками и подняли крик.
— В сезон они мало едят,—сказал Брагин, укреплявший палатку.— К ноябрю так отощают — одни кости останутся.
Близилась вечерняя зорька. Мы торопились накачать свои лодки, когда услышали звук мотора. Вскоре показалась дюралька, на борту которой было написано: «Рыбинспекция». В лодке сидели три человека, в одном из которых
— Здорово, охотники!— приветствовал нас коренастого сложения человека в толстом свитере, в брезентовой куртке, в форменной фуражке.— Гостей привез, Брагин?
— Гостей,— сдержанно ответил тот.
— Так-так...— Инспектор выпрыгнул из лодки и прошелся по траве. На вид ему было лет сорок. Его продолговатое лицо потемнело и чуть припухло от ветра.
— Кто будете?—поинтересовался он.
— Горожане,— сказал я.
— Понятно. Решили, значит, порох пожечь? Что-то нынче не густо здесь с уткой, но умеючи взять можно.
— А что на охоте уметь,— произнес Димка.— Наливай да пей.
— Точно,— засмеялся инспектор и потрогал ногой мою шлюпку.
— Вот это добрые у вас штуки. Ну, оставайтесь, но смотрите не балуйте, я после проверю.
Его последние слова не понравились мне. Ну да инспектора можно было понять: он поймал пособника браконьеров, и успех, как видно, будоражил его служебное рвение. Во время всего разговора оплошавший торгаш молчал, курил и беспрерывно сплевывал за борт. Я все пытался определить его возраст и не мог. Он принадлежал к тому типу неухоженных людей, которым можно дать пятьдесят, в то время когда им всего тридцать.
Так же молча сидел и тот, кто управлял мотором.
— А ведь застукали дурака,— сказал я Димке, когда моторка ушла. — Это же он продавал сети. Теперь никаких барышей не хватит расхлебаться.
— Что-о?!—с иронией протянул Брагин.—Да это одна шайка-лейка. Сначала собирают на Ханке браконьерские сети, потом продают их в деревне. Глядишь, кто-нибудь и выкупит свою снасть за трояк.
— Что ты мелешь, Серега!— не поверил Димка.— Рыбинспектор торгует сетями?!
— Спроси у кого хочешь,— пожал плечами Брагин.— Тот, о котором он говорит, на рыболовной базе работает, Налимом его зовут, летом — рабочий, зимой - сторож. Эту паскуду давно утопить надо. Народу на базу ездит много, всем хочется хорошей рыбы, так он втихаря, вроде как по доброте, по тридцатке сети продает, потом на эти сети своего дружка-инспектора и наводит. Так все колесом и идет... Сейчас база закрыта, так они местных браконьеров снабжают.
— А вы-то что смотрите?
— Кто «мы»?
— Ну есть же у вас честные люди в деревне?!
— Что ж, теперь засаду на них устраивать? Угадай, когда приедут. Живут-то они не здесь...
— Какая засада? Что ты ваньку валяешь?— не находил себе места Димка.
Я тоже был поражен. Не верилось, что минуту назад стоявший здесь человек мог быть такой половой. Да, я знал, что есть среди охотничьей и рыболовной инспекции нечистые на руку люди, но о такой наглости слышал впервые.
— Ну, типы!..— все никак не мог успокоиться Димка.
— Ладно, черт с ними. Сколько веревочке ни виться... Поехали на вечерку,— сказал Брагин.
— Я не поеду,— отказался Димка.— Мне надо технику на завтра приготовить. Не ночью же с ней возиться,— добавил он, начиная пристраивать микрофон внутри бывшего зонта.— А вы давайте на моторе, быстрее будет. И смотрите, чтоб на варево привезли, а то я с голода подыхаю. Э-эй!— закричал он, когда Брагин уже оттолкнул лодку от гривы.— Живцов оставьте!
Мы передали ему банку с живцами и уплыли на Лисье.
Вечерами утиная охота не требует особой маскировки—достаточно заехать в кромку тростников и пригнуть их, чтобы видеть закат. Как правило, утки на кормежку летят поздно и в темноте не замечают опасности. Правда, и их трудно заметить, и потому на вечерней зорьке не приходится рассчитывать на особую добычу. Мы сидели с Сергеем в дальнем углу Лисьего молча курили и наблюдали за вышедшими на кормежку ондатрами. Зверьки проплывали в двух шагах от лодки, и стоило только пошевельнуться, как они с громким всплеском исчезали под водой. Эти ондатры так увлекли нас, что мы дважды прозевали уток. Наша запоздалая стрельба не приблизила для Моргунова варево из утятины. Потом мы начали стараться и в конце концов убили одну косокрылую и двух чирков. Уже в полной темноте, посветив фонарем, подобрали уток, и, чтобы не запутался винт в траве, я погнал лодку шестом. Спешить было некуда, и я не торопясь толкался на вспыхнувший свет костра, который разжег Моргунов. Расслабленная дремотная тишина опустилась на приозерье, но плавни не спали: щелочили ряску утки, шныряли ондатры, вышли на промысел еноты. Услышал я и звук мотора; сначала едва уловимый, он вдруг загудел совсем рядом, и мы скорее поняли, чем увидели, что к другому концу гривы, на котором стояла наша палатка, подошла чья-то лодка.
— Кто бы это по ночам шатался?— проговорил Брагин.— Наверно, из наших — чужой ночью не сунется.
— Подъедем?
— Зачем? Они же костер видели и не захотели причалить.
К нашему возвращению Димка уже начистил картошки,
— Не могли пожирней выбрать,— недовольно проворчал он, ощупывая уток.
— А зря мы не поставили чучела,— пожалел Брагин.—Завтра они лучшие места захватят,—кивнул он в сторону ночных пришельцев. На дальнем конце гривы горел огонь «летучей мыши», но костра не было.
— Это, кажется, нездешние,— усомнился я,— иначе бы они дров захватили... Хотя...
