которого у меня, впрочем, очень мало… Что поделывает Женни?
Если бы положение Парижа не было таким критическим, я очень хотела бы, чтобы Женни была здесь, — здесь так много дела».
Письмо это произвело сильное впечатление на всех обитателей Модена-Вилла. 10 мая две дочери Маркса, Женнихен и Элеонора, с первых дней Коммуны рвавшиеся на континент, отправились к Лафаргам, находившемся во Франции.
«…Не могу, — писала Женнихен, — сидеть сложа руки, когда храбрейшие и лучшие люди умерщвляются по приказу свирепого клоуна Тьера, который со всеми своими ордами вышколенных головорезов никогда не победил бы необученных граждан Парижа, если бы не помощь его прусских союзников, которые, по- видимому, гордятся своей ролью полицейских.
Даже лондонские газеты, которые, верные своей почетной задаче, сделали все возможное, чтобы оклеветать парижских пролетариев, теперь вынуждены признать, что никто еще не сражался за принцип с таким мужеством и отвагой…»
Хотя Маркс и Энгельс во время осады Парижа немцами опасались неожиданного восстания революционных рабочих столицы, справедливо предвидя неизбежность его поражения в условиях окружения города иноземными захватчиками, тем не менее они сразу же восприняли Парижскую коммуну как свое кровное дело, как духовное детище Интернационала.
Маркс включился в борьбу Коммуны со всем свойственным ему пылом. Он написал сотни писем деятелям рабочего движения разных стран, обращая их внимание на историческое значение Коммуны, и сделал все возможное, чтобы установить связь с осажденными в Париже. Напряженно следил он за развитием событий во Франции и сразу же в полной мере оценил героизм рабочих Парижа.
«Какая гибкость, какая историческая инициатива, какая способность к самопожертвованию у этих парижан! После шестимесячного голода и разорения, вызванного гораздо более внутренней изменой, чем внешним врагом, они восстают под прусскими штыками, как будто бы враг не стоял еще у ворот Парижа! История не знает другого примера подобного героизма! Если они окажутся побежденными, виной будет не что иное, как их «великодушие». Надо было сейчас же идти на Версаль, как только Винуа, а вслед за ним и реакционная часть самой парижской Национальной гвардии бежали из Парижа. Момент был упущен из-за совестливости. Не хотели начинать гражданской войны, как будто бы чудовищный выродок Тьер не начал ее уже своей попыткой обезоружить Париж! Как бы там ни было, теперешнее парижское восстание, — если оно даже будет подавлено волками, свиньями и подлыми псами старого общества, — является славнейшим подвигом нашей партии со времени парижского июньского восстания. Пусть сравнят с этими парижанами, готовыми штурмовать небо, холопов германо-прусской Священной Римской империи с ее допотопными маскарадами, отдающими запахом казармы, церкви, юнкерства, а больше всего филистерства».
Члены Интернационала в Париже были самыми храбрыми борцами Коммуны. Хотя Интернационал и не призывал рабочих Парижа к восстанию, Маркс считал Парижскую коммуну костью от кости Интернационала. Он поддерживал связь с Парижем и оказывал деятелям Коммуны всевозможную помощь советами, насколько это было возможно при сложившихся обстоятельствах.
30 марта член совета Парижской коммуны Лео Франкель писал Марксу: «Я был бы очень рад, если бы Вы согласились как-нибудь помочь мне советом, ибо я теперь, можно сказать, один и несу ответственность за все реформы, которые я хочу провести в Департаменте общественных работ. Уже из нескольких строк Вашего последнего письма явствует, что Вы сделаете все возможное, чтобы разъяснить всем народам, всем рабочим, и в особенности немецким, что Парижская коммуна не имеет ничего общего со старой германской общиной. Этим Вы окажете, во всяком случае, большую услугу нашему делу».
Переписка Маркса с Франкелем и другими членами Коммуны не прекращалась даже в самые трагические дни боев. Марксу, однако, были совершенно чужды всякие диктаторские устремления, и он считал невозможным, находясь в Лондоне, давать какие-либо прямые предписания участникам парижских событий.
13 мая 1871 года Маркс послал двум руководителям Коммуны — Франкелю и Варлену — через одного немецкого купца чрезвычайно важное письмо. Обычно он старался передавать в Париж свои сообщения и советы устно, так как проникновение в осажденный город было сопряжено с большой опасностью. На этот раз ввиду чрезвычайной важности он решил написать:
«Коммуна тратит, по-моему, слишком много времени на мелочи и личные счеты. По-видимому, наряду с влиянием рабочих, есть и другие влияния. Однако это не имело бы еще значения, если бы вам удалось наверстать потерянное время.
Совершенно необходимо, чтобы вы поторопились с тем, что считаете нужным сделать за пределами Парижа, в Англии и других странах. Пруссаки не передадут фортов в руки версальцев, но после заключения окончательного мира (26 мая) помогут правительству окружить Париж своими жандармами.
Так как Тьер и компания в своем договоре, заключенном Пуйэ Кертье, выговорили себе, как вы знаете, огромную взятку, то они отказались от предложенной Бисмарком помощи немецких банкиров, иначе они лишились бы своей взятки. Так как предварительным условием осуществления их договора было покорение Парижа, то они просили Бисмарка отсрочить уплату первого взноса до занятия Парижа; Бисмарк принял это условие. И так как Пруссия сама сильно нуждается в этих деньгах, то она предоставит версальцам всевозможные облегчения, чтобы ускорить взятие Парижа.
Поэтому будьте настороже».
Такие сугубо тайные сведения о секретных переговорах и соглашениях Бисмарка с версальскими изменниками Карлу Марксу сообщал Иоганн Микель. Это человек, служивший во время франко-прусской войны и Коммуны у самого Бисмарка, во время революции 1848 года и затем в течение пяти лет принадлежал к подпольному обществу коммунистов, во главе которого стоял Карл Маркс. Во многих промышленных областях Германии в начале 50-х годов действовали члены этой организации, центр которой находился на Дин-стрит, 28, в убогом жилище изгнанника, бывшего редактора «Новой Рейнской газеты». К нему обращались за руководящими указаниями соратники Клейн из Золингена, Фриц Молль и многие другие. Иоганн Микель был одним из них.
«Я получал… информацию от правой руки Бисмарка, — писал Маркс одному знакомому профессору, — человека прежде (от 1848 и до 1853 г.) принадлежавшего к тайному обществу, руководителем которого был я. Этот человек знает, что у меня еще хранятся все отчеты, которые он посылал мне из Германии и о Германии. Он всецело зависит от моей скромности. Отсюда его постоянные старания доказать мне свои добрые намерения. Это — тот же самый человек, который, как я Вам говорил, предупредил меня, что Бисмарк решил меня арестовать, если я в этом году снова приеду к Кугельману в Ганновер.
Если бы Коммуна послушалась моих предостережений! Я советовал ее членам укрепить северную сторону Монмартра — прусскую сторону, и у них было еще время это сделать; я предсказал им, что иначе они окажутся в ловушке, я разоблачил им Пиа, Груссе и Везинье; я требовал, чтобы они немедленно прислали в Лондон все бумаги, компрометирующие членов (правительства) национальной обороны, чтобы таким образом до известной степени сдерживать неистовства врагов Коммуны, — тогда план версальцев был бы отчасти расстроен».
Фронт был в Париже везде. Борьба разгоралась — страшная, упорная, беспримерно героическая. По одну сторону баррикад были голодные, оборванные люди, терпящие недостаток во всем, начиная от оружия, медикаментов и хлеба, по другую — сытые, отлично экипированные и вооруженные полчища немецких солдат и французских реакционеров. Но коммунары поставили на карту самую жизнь. Что могло сравниться с ними по силе воли?
На площади Бланш батальон женщин под командой Луизы Мишель и Елизаветы Дмитриевой показал чудеса храбрости. Когда позицию уже невозможно было удерживать, батальон отошел на несколько сотен метров далее, на площадь Пигаль, где вновь сразился с неприятелем, и так отступал с одной баррикады, чтобы возобновить эту смертельную борьбу за следующим укрытием.
Великий коммунар генерал Домбровский погиб в дни «кровавой недели» 23 мая 1871 года. Он был смертельно ранен, когда верхом на коне под градом пуль объезжал баррикады.
— Думайте только о спасенье Республики, — прошептал он соратникам.
Едва весть о гибели Домбровского разнеслась по Парижу, на Монмартре внезапно смолкли пушки. Это канониры и бойцы оставили свои посты, чтобы проститься с любимым командиром. Тело героя Коммуны
