Всем своим видом она показывала, как крепко стоит в жизни, как однозначно и непоколебимо устроен для нее мир.
— Одно слово, Смирновы, — удовлетворенно заключила женщина. — На каждом шагу друг другу нужны. И дети воспитаны так же. А вы в командировку? — без перехода спросила она, ожидая от него ответной откровенности.
Клим был готов к такому вопросу. Жизненная твердыня этого семейства стала ясной с самого начала. С их стороны допускал он некое недоверие, даже враждебность к нему самому, с его шаткими, по их мнению, устоями, со всем тем, о чем ему не хотелось рассказывать, поэтому ответил кратко:
— У меня несколько иные обстоятельства.
Постелили постели — мужчины на верхних полках, мать и дочка внизу, — придвинулись к столику и приступили к ужину. Появились, по обыкновению российских путешественников, пиво, курица, малосольные огурчики, молодой картофель. Клим угостил спутников пирожками из гостиничного буфета.
— Не домашние, — определила женщина.
Он молча улыбнулся, но соседка уже проникла в эту крохотную щелку.
— Что ж супруга не проводила, не снарядила в дорогу?
Он не успел ответить. В проеме купе нарисовался босс. Он протянул Климу тарелку с апельсинами.
— Угощайся, капитан.
— Спасибо, Магомед.
Тот откланялся и ушел.
Клим поставил угощение на стол. Муж соседки опасливо покачал головой.
— Настоящий громила.
— Угощайтесь, пожалуйста! — Клим посмотрел на девочку и протянул ей самый большой апельсин.
Но та лишь боязливо вжалась в мать.
— Вы с ним знакомы? — полюбопытствовал сосед.
— Да, — небрежно отмахнулся Клим, — на моем корабле весь их товар прибыл, съедобный и несъедобный. Так что знакомы неплохо. Не опасайтесь.
— На торговом флоте ходите? — уважительно осведомился сосед. — Кем, если не секрет?
— Старшим помощником капитана.
— О-о.
Такой ответ всех успокоил, Смирновы потянулись за апельсинами, и в купе запахло субтропиками.
Климу хотелось забраться на верхнюю полку и думать, думать о том, на что решился, и что надо делать в первую очередь, но дорожный обычай требовал неспешной беседы до синего фонаря, сигнала ко сну, и он выдерживал как мог все более и более прицельные вопросы соседки, которую изредка одергивал муж.
И проиграл. Ибо, несмотря на всю осторожность и уклончивость ответов, в воображении многодетной матери с четкой интуитивной уверенностью обрисовался сидящий напротив человек, едущий один, без семьи, в полную неизвестность. Даже Шук, родной его сын, крепко обнявший отца на прощанье у нее на глазах, ничего не изменил в этой картинке, но лишь сумрачно сгустил ее. Подобное открытие так поразило женщину, так покачнуло ее уверенность в своей незыблемой правоте, что она присмирела и замолчала до самого утра.
Наконец-то его оставили в покое.
Клим лег на спину и отдался на волю невеселым своим думам, раз-другой выходил покурить в пустой ночной коридор и снова думал, пока не заснул. И во сне, в который раз, увидел освещенную сцену, синее сияние навстречу, такое родное, близкое, будто часть его души.
«Что это? — приподнялся на локте. — Не она ли зовет меня — часть моей души?»
В легких рассветных сумерках, среди лесов и озер мчался длинный голубой состав. Слева разгоралась далекая заря. Сизые туманы лежали в долинах, просвеченные кое-где рыбацкими кострами. Чудился запах дыма, речной воды, примятой травы. Все это медленно уплывало, уходило вдаль, сменялось новыми реками, оврагами, полными утренних рос, зеленой густой листвы, озерами, подернутыми дымкой. Поезд мчался на юг.
Клим стоял в коридоре, смотрел в окно. Он что-то обдумал ночью, решил для себя и утвердился в верности того, на что решился.
Еще в вагонных купе мирно спали пассажиры, защищенные оконными плотными шторами от утренних лучей. И только неутомимые кавказцы с бесшумной проворностью уже сновали по тихому и свободному пока коридору с тряпками и маленькими ведрами в руках. Они уже работали «с товаром» под наблюдением босса. Кому же достаются легкие деньги? Лишь со стороны может показаться, что купить-продать ничего не стоит. Не тут-то было! И это надо уважать.
На Клима не обращали внимания, лишь изредка, случайно задевая, вежливо извинялись.
«Деловые ребята, — подумал Клим. — Но не дай Бог встать на их пути».
Он кое-что знал о фруктовой мафии, о том, как неуклонно и безжалостно она прокладывает себе путь. Вежливые работящие ребята. Он усмехнулся.
Подошел босс.
— Красивая природа, да? — спросил он. — Смотрю, наглядеться не можешь после морей да морей?
— Да, — ответил Клим, отвлекаясь от своих дум. — Ничего лучшего на земле не видел.
Босс покачал головой.
— Есть и получше.
— Горы? — догадался Клим.
Тот кивнул и мечтательно поцокал языком.
— Горы, дорогой, горы. Ты прав.
Они посторонились, давая пройти его парням. В коридоре начинали греметь раздвижные двери купе, выпуская людей с полотенцами через плечо. Заря за окном разгорелась, выкатилось солнце, а вместе с ним возникли откуда-то пышные белые громады облаков с алыми, еще зоревыми, кудрявыми краями.
— В Москву едешь? — поинтересовался босс.
— Да.
— Москвич сам?
— Нет.
— Помощь нужна? — тихо поинтересовался тот.
— Нет, — усмехнулся Клим.
Внизу, под мостом, туманилось озеро, едва отражая солнце и бело-розовые облака. Мелькали опоры, слышался усиленный металлом грохот колес.
Собеседник внимательно, будто оценивая, посмотрел Климу в лицо и многозначительно сказал:
— Подумай, капитан! Мы многое можем. Для хороших людей ничего не жалко.
— Для своих людей, имеется в виду? Нет, благодарю.
— Подумай. Мы в беде не бросаем.
— Уже подумал. Благодарю, нет.
Шустрые ребята закончили свои дела и исчезли с глаз долой за дверями своих купе.
— Классная организация, — одобрил Клим, знавший толк в дисциплине. — Крепко ты их держишь.
— А как же, дорогой! Как ты на своем корабле, так и мы плаваем в чужом море и работаем, работаем под единой рукой. И заметь, ни одного недовольного!
— Еще бы! — усмехнулся Клим, не напоминая южанину о постоянных разборках в порту. — У каждого своя колея.
— Да, да, у каждого своя работа. Ты прав, дорогой. Жаль, что отказываешься. Мир тесен, еще встретимся с тобой.
— Все бывает.
— Гора с горой, как говорится, не сходится, а человек с человеком хоть изредка да встречается.
