— Ну почему же «ой»? — Уверенность Виталия росла. — Ты ждала меня?
— Д-да.
— Тогда приезжай.
— Как?
— Молча, как...
Ирина нахмурилась. Так с нею еще не разговаривали, и того ли она ожидала весь день! Но голова и горло сразу отпустили, она вновь была сама собой...
— Прямо сейчас? — помедлив, спросила она.
Ответ Виталия поразил ее еще больше.
— А тебе не все равно? — насмешливо протянул он.
Конечно, он красовался перед друзьями, но явно переборщил. Она не отвечала. Что-то не так. Почувствовав, что оплошал, Виталий смягчил тон:
— Приезжай скорее. Я соскучился.
— Куда? — осторожно спросила Ирина.
Неужели у них так принято, у молодых? Значит, она и в самом деле отстала лет на сто.
— К Охотному ряду, к памятнику Жукову, — назначил он место свидания.
Это было близко, всего один перегон на метро. От «Новокузнецкой» до «Театральной».
— Н-ну, хорошо, — неуверенно согласилась она.
Радостное ожидание вновь охватывало ее. Она поедет. Она встретится с этим мужчиной. Ах, будь что будет! Восемь лет одиночества!..
— Я приеду, — повторила она, — через двадцать минут.
— Захвати
— Что? Не поняла...
— Пять.
— Пять — чего?
— Баксов. Или лучше десять.
— Долларов?
— Да. Жду. — В трубке раздались короткие гудки.
Ирине стало зябко в теплую летнюю ночь.
— Деньги... Странно.
Или она окончательно отстала от жизни и сейчас так принято? Или она оплачивает разницу в возрасте? Что происходит? Что-то отвратительное сквозило в разговоре. Его тон, вызов. Так ли было вчера? Ах, как было вчера!
— Но это же Вит! Молодой, красивый! Я ждала его весь день, мечтала! И вот наконец-то! Он зовет ее!
В красивейшем платье, длинном, с чуть заметными блестками, и светлом легком жакете, подкрашенная вечерней косметикой, она выбежала из дома и застучала каблучками по тротуару. Ничего, пусть бьется у горла этот странный сердечный пульс, все пройдет, едва она прильнет к груди Вита. Все пройдет. Любовь все излечит.
На станции метро было пусто в этот поздний час.
«Ах, поезд, скорее, всего один перегон!» — торопила Ирина. Сейчас она его увидит!
С нарастающим шумом подошел почти пустой состав, словно бы для одной Ирины. Она присела.
Голова работала ясно, даже слишком ясно. Можно, можно ехать на свидание к молодому мужчине, но где взять молодые иллюзии? Летучие восторги юных лет? Ах, в молодой любви по-прежнему — сплошная сумятица и никакого ума!.. Зато есть страсть, зрелая страсть взрослых людей.
На следующей станции она побежала вверх по эскалатору, обогнула темный закрытый музей и еще издали увидела Виталия.
— Вит! — помахала она рукой.
Он поднял руку в ответном приветствии, но не сделал навстречу ни шага. Пусть видит его компания, как его любит, как унижается перед ним прекрасная, известная (все узнали?) женщина.
Компания расположилась чуть поодаль. Все с изумлением смотрели, как подбежала к Виталию эта красотка, как картинно раскрыл он объятия, целуя ее. Может, и правда есть в нем что-то, что видит искушенная женщина и совсем не замечают они, ровесники?.. И как она обняла его и прильнула, а он, по- видимому, напомнил о деньгах. Вздрогнув, она достала их из сумочки и отдала ему в руки.
— Скот, — сказал главный в компании.
— Ужасно, — прошептали девушки. — Любит, себя не помнит.
— Любовь зла, полюбишь и козла.
— Да не любовь это, а черт-те что! Так, помрачение рассудка.
Виталий тем временем торжествовал. Все видят, как она красива! И приползла к его ногам почти в полночь по одному звонку! Смотрите, смотрите! А сейчас он еще больше возвысится в их глазах!
— Спасибо, — небрежно бросил он, — ты меня очень выручила. Я тебе отдам. Честное слово, отдам. А теперь мне надо идти, меня ждут. — И он оглянулся на своих. — Я тебе позвоню. Спасибо.
Ирина ахнула, схватилась за горло. Чувствуя себя обнаженной под взглядами его друзей, она повернулась и побежала назад, к метро.
Оскорбление оказалось сокрушительным.
На ступеньке эскалатора стояла не она, Ирина, а некое существо с ободранной кожей. Но работала, работала без остановки безжалостная мысль, вновь и вновь прокручивая кадры унизительной сцены у памятника Жукову.
Вестибюль станции был пуст, за синими уборочными машинами тянулись темные мокрые полосы. С шумом пролетали груженые грязные платформы.
— Час беспутных женщин, — подумалось горестно. — Боже мой! Что это было? Как теперь жить?
Она шла вдоль платформы, прижимая руку к горлу, в котором вновь разгоралась странная нервическая боль.
И голова, голова раскалывалась...
Наконец набежал спасительный голубой состав, часть дневной ясной жизни, и увез ее.
Дома стало хуже. Как когда-то мать, она долго ходила и покачивалась на одном месте, потом что-то вспоминала, влачилась по комнатам, наконец, в халате и тапочках, вышла в переулок.
Ночная темнота редела, но окна в домах были еще темны. Изредка шелестели по асфальту дорогие иномарки. Район был элитный, особенно та часть переулка, где в реставрированных особняках размещались апартаменты высоких чиновников и офисы известных компаний.
А она все ходила и ходила при наливающейся заре по оживающему к деловому понедельнику переулку. В домашних тапочках, пестром халате, шарфе и косынке. Удивленно поглядывали на нее уличные кошки, не решаясь подойти и приласкаться, летел с тополей невесомый пух, сбиваясь сугробиками вдоль тротуаров, у бордюрных камней.
Постепенно ей стало легче на свежем воздухе, на фоне распахнутых окон, редких машин, живительного городского шума. Странные, но действенные лекарства для горожанина в особых случаях!
Куда-то ей надо было ехать? Ах да, к дочери, с ананасом.
В квартире она с горькой усмешкой выбросила вчерашние яства, убрала все следы приготовлений к «страстному свиданию» и подсела к зеркалу. Разительная перемена, произошедшая с ней за минувшую ночь, испугала ее. Эта бледность, измученные глаза... Нет, она не поддастся болезни, унесшей ее мать, она выстоит ради дочери!
Одетая по обыкновению элегантно, с едва заметной дневной косметикой, Ирина поехала на Комсомольскую площадь, на вокзал. Надо бы к доктору или в аптеку за успокоительными таблетками, но потом, потом... Сейчас нужно ехать к Киске.
Длинные тени островерхого здания перекрыли половину привокзальной площади. Несмотря на ранний час, вездесущие мелкие торговцы уже раскинули столики и натянули палатки, вывесили одежду, разожгли мангалы для шашлыков. Вокзальная жизнь вообще не затихает ни на минуту. Что тут творится ночью, знают лишь бомжи и милиционеры, но к утренним солнечным лучам ночные кошмары развеиваются без следа.
