Чехов взял водку, тоник, прихватил пакетик соленых орешков, расплатился, искоса наблюдая за «топтуном». Тот, разумно рассудив, что негоже после долгих блужданий по магазину уходить без покупки, прихватил бутылку минеральной воды и, пока Чехов расплачивался, отсчитал ее стоимость без сдачи. Чехов быстренько сунул покупки в объемистый карман сумки, перемигнулся с продавщицей, мнущейся около здоровенного охранника, и толкнул дверь.
– Извините, молодой человек, – послышалось сзади вежливо-настойчивое, – заранее приносим свои извинения за возможную ошибку, но…
Оглядываться Чехов не стал, хотя ему очень хотелось посмотреть на выражение лица своего недавнего спутника. Но не следовало также забывать и о других – тех, что не демонстрировали своего присутствия, но от этого никуда не исчезали.
Чуть отойдя от магазина, Чехов поймал первую попавшуюся машину. Дальше все шло по привычной и давно отработанной схеме: общественный транспорт, проходные дворы, здесь – дыра в заборе, там – короткая пробежка… Под конец, так и не увидев ни одного «топтуна», полковник для большей страховки покатался минут сорок на метро, большую часть из которых пробегал между поездами, идущими в противоположных направлениях, и по переходам с одной станции на другую. Метро полковник покинул перед самым закрытием, внимательно вглядываясь в лица немногочисленных последних пассажиров, несколько кварталов проехал на машине, почти бегом покрыл оставшееся расстояние и, сдерживая дыхание, нырнул в полутемный двор с маячившей в глубине трансформаторной будкой – целью своего путешествия.
Двигались мы молча. Ни интеллигент, ни его липовый телохранитель никаких требований не выдвигали. Я же не возмущался, не спрашивал: «Что вам надо, мужики?». Зачем спрашивать, когда и так ясно – то, что надо от меня им, наверняка еще пригодится мне самому. Впереди и чуть в стороне от дороги показался небольшой безлюдный скверик. Именно туда меня начали теснить. Вежливо, но настойчиво.
С упитанным интеллигентом, хотя он и выше меня на полголовы, я бы наверняка справился одной левой. Правой бы только поддерживал его падающее тело. Но «вышибала» меня здорово смущал.
Да пошли бы вы, шутники, мать вашу! Мне эта игра надоела. И вообще, как говорил Крутиков, мне на работу пора. Я занес ногу для следующего шага, резко отставил ее назад и переместился за спину интеллигента. Мои новые приятели, однако, были начеку. Оба мгновенно оказались на своих местах, дружно подхватили меня под руки, сдавив своими локтями мои ребра так, что они протестующе заскрипели.
С горечью я вспомнил мудрый совет Сани Малышева, частенько попадавшего в уличные переделки из- за вечного стремления защищать слабых и разнимать дерущихся: «Попал в «непонятку» – бей с опережением, не жди, когда противник первый удар нанесет. Если что, потом всегда можно извиниться». Шанс воспользоваться Саниным советом я уже упустил. Для меня, боксера, главное в драке – руки. А как раз руками на данный момент двигать я был не в состоянии. При желании я мог бы не двигать и ногами – сейчас меня не вели, а скорее несли. А со стороны, вероятно, казалось, что двое приятелей заботливо поддерживают слегка перебравшего третьего. Эх, Саня, Саня! Плохой я ученик. Никудышный, можно сказать, ученик. Вот и тренировку опять пропустил…
– Мили-и-иция! – раздался где-то сзади истошный крик. Вслед за ним послышалась пронзительная трель милицейского свистка. Интеллигент с «вышибалой» дружно, как по команде, разжали руки и, даже не попрощавшись, быстро скрылись за углом ближайшего дома.
Милиции я нигде не заметил. Зато увидел Колобка. Отдуваясь и вращая глазами, он подбежал, деловито поинтересовался:
– Я не опоздал?
– Напротив, – небрежно проронил я, – ты заявился слишком рано. Я еще не успел выяснить, чего от меня хотели эти двое.
– Извини, – пропыхтел Колобок, – а ты их что, допрашивать вел?
Я рассмеялся.
– Поостри, остряк! Милицию ты изображал?
– Я, – смущенно признался Крутиков. – Как получилось?
– Отлично. А ты что, свисток с собой носишь?
– Не, я так могу.
Колобок задрал круглый подбородок, завернул язык трубочкой и залился звонкой трелью.
– Класс! – восхитился я. – Научишь? Перед девушками выделываться буду. Пойдем, мне на дежурство пора. А ты как вообще здесь оказался?
Мы пошли по направлению к клинике. Задавая свой вопрос, я не особенно надеялся на искренний ответ. Но у Колобка наболело.
– Понимаешь, – признался он, – у меня уже были кое-какие подозрения, а тут еще вы с Чеховым…
– Какие подозрения?
– Началось с Попова, ну, этого контрактника из психушки… Больной Попов действительно проходил лечение в нашей клинике, я проверил. Точнее сказать, не лечение проходил, а реабилитационный курс после службы в армии – повышенная утомляемость, сонливость, раздражительность и прочие прелести постстрессового состояния. Да я его, кажется, помню. Согласись, лицо у него запоминающееся.
– Это точно, – согласился я. – Второе такое лицо разве что Церетели, или как его там, под силу вылепить. Как раз в его стиле.
– Вот-вот. А лечил Попова…
– Тарасов?
– Он самый. Я хотел было сразу сказать, но подумал, что твой мент-приятель тут же сделает соответствующие выводы и загорится идеей сначала всех психиатров клиники в кутузку засадить, а потом допросить с пристрастием. Возможно, с применением пыток.
– И ты решил сначала за Тарасовым сам последить.
– Да, решил, что сначала самому неплохо бы разобраться, что к чему. Родное отделение все же, – Колобок вздохнул. – Ох и намаялся я с ним…
– А мы с тобой, – рассмеялся я. – Чехов решил, что ты и Тарасов – одна компания.
– Да? – рассеянно спросил Крутиков и тут же близоруко сощурился. – Мы поворот прошли. Давай обратно и в тот проулок.
Мы неторопливо переходили улицу, когда из-за поворота внезапно вылетела машина. Колобок метнулся к обочине, потянув меня за рукав. Меня же как будто сковала какая-то неведомая сила. Я застыл посреди дороги и спокойно смотрел на быстро приближающуюся машину. Стоял я так не более секунды, но за этот короткий промежуток времени в голове успела промелькнуть целая череда каких-то нелепых мыслей. О том, что расти выше в профессиональном качестве мне некуда – способностей не хватит, так и останусь навеки рядовым врачом. О том, что в личной жизни у меня полный кавардак. О том, как надоела до чертиков вся эта бессмысленная суета, работа до умопомрачения, ежедневная душная сутолока общественного транспорта, этот огромный и равнодушный город…
Машина резко затормозила, водитель вывернул руль, объезжая меня на безопасном расстоянии, зло бросил в открытое окно:
– Офонарел, придурок? По сторонам смотреть надо! Во народ…
Я вздрогнул, очумело огляделся. Чертовщина какая-то… Может, отпуск взять?
Вокруг бегал Крутиков, то беспокойно заглядывая мне в глаза, то делая попытку пощупать пульс. Я досадливо отстранил его, пробормотал вслед удаляющейся машине:
– Сам придурок…
Колобок облегченно рассмеялся.
– Фу ты! Я уж думал – все, наш клиент. Ты бы видел свою физиономию, у тебя же глаза совсем стеклянные были. Что, так все плохо? Или задумался?
– Задумался, – на мгновение странные, нелепые по своему содержанию мысли снова промелькнули в сознании, но тут же растворились, я даже не смог в точности воспроизвести ни одну из них. Я тряхнул головой. – Ладно, проехали. Так что ты там говорил? Да не разглядывай ты меня так! Я в порядке.
– Уверен? Так о чем мы? А! Ну вот, короче, приехал я на Никитскую…
– А я тебя там не видел, – удивился я.
– А я прятался, – невозмутимо пояснил Колобок. – Зато ты блеснул за двоих!
