Джейк осклабился:
— Я все помню, месье… Я помню свое обещание. Я помню даже то, что вы получаете от треста пятнадцать процентов, а я только десять… Но я аристократ и свое обещание сдержу.
— О’кэй!.. Да благословят вас аллах и святая дева! — деловито сказал Кортец и молитвенно воздел очи горе.
А утром на другой день Тася пришла в комнату Волошина на первом этаже Дома колхозника и застала его разглядывающим какой-то фотоснимок. Тася заглянула через плечо товарища.
— М-да… полное разочарование, — сказал Волошин. — Красочная мозаика стала серой, и вся прелесть этого удивительного церковного пола поблекла.
— Профессор говорит, что мозаику эту сделали по указанию Грозного после его второго приезда в монастырь, — тихо произнесла Тася и добавила с сожалением: — Как жалко…
— Да, напрасно я не прихватил с собой цветную пленку… А остальные снимки хороши. Посмотрите, Настенька, на эту башню над озером. Ни дать ни взять богатырь стоит, как вечный страж в дозоре.
— Правда! — восхищенно воскликнула Тася. — А вы заметили, Ваня, что на многих старинных русских церквах все купола разные?
— Заметил… Ну что ж, это хорошо… нет однообразия… Народ большой, натура неуемная, и искусство такое же.
— А на вологодской Софье купола симметричные: один большой в центре, а четыре поменьше по углам… Когда смотришь прямо, видишь одну большую главу в центре и две малые по бокам. Я смотрела и все припоминала, где я уже видела эти три головы, одну большую и две малые по бокам…
— Ну и что же? Припомнили?…
— Припомнила, Ваня… Третьяковская галерея. Васнецов. «Три богатыря». В центре — Илья Муромец, а по бокам — Алеша Попович и Добрыня Никитич… Ну вот, вы опять смеетесь!..
— Да нет же, Настенька! Умница вы моя! — воскликнул Волошин. — Это здорово подмечено. Конечно, Васнецов это знал. Так вот с какой натуры он своих богатырей писал! Ох, и хитрый колдун!
— Вы говорили, что я сумасшедшая, а теперь говорите, что я умница, — с улыбкой сказала Тася.
— Я и сейчас то же говорю. Вы умница, но…
— …с придурью?
— Нет, с… ну, с сумасшедшинкой, что ли.
— А вам такие не нравятся?
— «Нравятся»? Это не то слово, Настенька, — сказал Волошин и протянул к Тасе руку.
Но она увернулась и отбежала к окну.
— Какой чудесный день сегодня, Ваня!..
Вдруг Тася что-то вспомнила:
— А что, если я попрошу этого художника… как его… Еланский, что ли? Попрошу зарисовать мозаичный пол в красках?
Волошин нахмурился:
— Ни в коем случае не делайте этого.
— Почему?.
— Я не люблю его…
— Напрасно. Он делает чудесные зарисовки.
— Я ему башку оторву! — свирепо прорычал Волошин.
— За что, Ваня?
— Это подозрительный тип… Приехал, шныряет тут по всему монастырю, во все сует свой нос… Куда ни повернись, он уж тут как тут и все в альбомчике малюет. Проныра! Не люблю таких…
— Но он для того и приехал из Вологды, чтобы все увидеть и зарисовать.
— Из Вологды ли? — многозначительно спросил Волошин. — А не из Москвы ли матушки?… И вообще, Настенька, он внушает мне подозрение. Не он ли это у Клавдии Антиповны на Ордынке побывал и письма Евгении Бельской прикарманил?…
— Что вы! — в ужасе воскликнула Тася. — Почему вы так решили?
— Имею основания… — с таинственным видом сообщил Волошин и тихо добавил: — Но вас я прошу об этом ни слова. Не общайтесь с ним…
Тася закивала головой:
— Да, да! Конечно!.. А с виду он такой симпатичный.
— Настоящий жулик всегда бывает с виду симпатичный, — изрек Волошин.
Желая переменить тему, он отошел от окна и снова обратился к снимку мозаичного пола:
— Сплошная серятина…
— А если подкрасить? — нерешительно спросила Тася.
— Ну нет! Будет не то… А ведь как интересно расположены цветные плитки… Тут целый узор…
Тася заглянула в снимок:
— Цветные плитки мозаики стали серыми и образовали единую извилистую линию.
— Верно… — согласился Волошин. — Смотрите, вот она начинается здесь, у притвора, подле огромного ромба, похожего очертаниями на Кузнецкую башню, а дальше вьется… Здесь в середине кружок, за ним снова витками идет линия. А вот тут ее конец помечен крестиком… Интересно!
Тася задумчиво глядела в окно.
— Я не понимаю, почему Грозный велел настлать в этой церкви такой причудливый пол…
— Наверное, на память об умершем маленьком сыне, — неуверенно произнес Волошин.
— А в каком месте он велел тайник для книг вырыть?
— Профессор Стрелецкий уверен, что тайник должен находиться где-то между Кузнецкой башней и церковью Иоанна Предтечи… А почему вы об этом спрашиваете, Настенька?
Тася молча взяла в руки снимок и стала пристально разглядывать ромбовидную серую плитку, от которой тянулась сплошная извилистая линия с крестиком на конце. Ромбовидная плитка действительно своими очертаниями напоминала Кузнецкую башню.
— Неужели… — тихо произнесла Тася.
— Что?
Но Тася положила снимок на стол:
— Нет… Это мне показалось.
— Что вам показалось?
— Нет, нет! Не скажу… — Она засмеялась: — А то вы опять будете называть меня сумасшедшей…
Позавтракав, молодые друзья отправились в монастырь. Но, как только они вошли на главный двор, Волошин схватил Тасю за руку.
— Стоп! — строго сказал он. — Нам, кажется, небесполезно будет понаблюдать за «умельцем живописных дел»…
— За кем? — недоуменно оглядываясь, спросила Тася.
— За художником Еланским…
— Неужели вы серьезно думаете, что он украл письма Евгении Бельской?
— Не знаю, он или нет, но я повторяю — мне его поведение кажется подозрительным…
Волошин взял Тасю за руку и повел за собой в обход управленческого здания на задний двор.
— Давайте обойдем конторские кельи, выйдем к Аллее Скорби и тихонько подберемся к этому «художнику», — тоном заговорщика предложил Волошин.
Они быстро прошли по березовой аллее, добрались до церкви Иоанна Предтечи и тихонько выглянули из-за угла… Еланского не было на холмике, где он часто сидел. Там, подле заброшенной гробницы, стоял только его мольберт.
— Гм!.. Куда же он делся? — проворчал Волошин.
Он вышел на холмик и стал осматриваться.
— Смотрите! — воскликнула Тася и указала пальцем на второй ярус крепостной стены, где мелькнула
