перестраиваться.
«Да фигня все, – потом решил он для себя, – какая разница. Сейчас выпущу свои пульки, и хорош на этом». Он был уверен, что организаторы соревнований не будут надолго затягивать.
Леха не отличался языкастостью, в отличие от того же Фрола, который сейчас разгребает коровье дерьмо где-то на окраине Чернодырья. Но он не удержался и спросил соседа ради шутки:
– Ну, ты чего, Коля, глаза в кучу собрал?
– Да пошел ты, – послышалось сразу с двух сторон.
Из чего он сделал вывод, что попал между двумя Колями. Можно и желание загадать:
– Тогда пусть я выиграю.
Раздалась команда «Огонь!». И потекли отведенные на выполнение упражнения две минуты. Достаточно, учитывая, что, выстрелив один раз, нужно перезаряжать ружье.
Окружающий мир для Лехи перестал существовать. Он работал уверенно и спокойно, не думая ни о чем, и выстрелы остальных сливались с тихим гулом в ушах, а свой собственный он вообще не слышал – настолько сосредотачивался, стараясь качественно выполнить упражнение.
Наконец они отстреляли. Он разрядил оружие, показал инспектору, что пули в затворе нет, и отошел с огневой позиции вместе с остальными пятью участниками соревнований.
Свой результат Алексей узнал сразу же. Сорок два из пятидесяти возможных. Он, скорее всего, выходит в финал. Кривовзглядов набрал сорок одно, после сидел и ругался, вспоминая о том, что не любит нечетные числа.
Они спокойно дождались окончания стрельбы еще одной партии. После чего объявили тридцатиминутный перерыв для того, чтобы люди могли собраться к финальным стрельбам.
В финал вышли десять человек с весьма плотными результатами, и Простаков удивился, потому что впереди него еще оказалось двое стрелков, выбивших сорок три и даже сорок четыре. Кривовзглядов качал головой и иногда повторял слова на буквы «б» и «х». Бормотал он следующее:
– Все будет хорошо, все будет хорошо.
Пока шли стрельбы, прапорщик и Мудрецкий сели рядом друг с другом и, вот сволочи, стали попивать из банок через соломинку кока-колу. Леха пил эту коричневую пузырящуюся жидкость всего два раза в жизни. И оба эти раза пришлись на то время, пока он ехал в поезде служить. До этого, если выбирался в поселок, он покупал себе только пиво, а кока-колу, проще говоря, газировку, он за напиток не считал. Ну уж, поскольку пацаны пили, и он попробовал. Фигня. Но сейчас не отказался бы.
Когда Леха уходил стрелять и обернулся, посмотрел на сопровождающих, они одобрительно закивали ему головами, отчего Леха преисполнился решимости. Сейчас же, после того как отстреляли, он поглядывал на Евздрихина и Мудрецкого, завидуя им еще больше: по их состоянию можно догадаться, что в банках далеко не кока-кола. Движения их стали более бессвязными, глаза опустели, и теперь они сидели на самом верхнем ряду маленькой трибуны и о чем-то вяло между собой переговаривались, уже повыкидывав соломинки и прикладываясь к банкам кока-колы напрямую. Потом они достали еще по парочке этих самых банок красно-белого цвета, и Леха морально подготовился провожать их после финала на крайняк до машины.
«О чем думает Евздрихин? Ведь ему за рулем сидеть».
Леха начал нервничать. Как они вообще в часть поедут? Тут пригласили на финал первую партию. Леха с Кривовзглядовым были во второй, так как находились выше в турнирной таблице и имели преимущества перед первой пятеркой. Они будут знать результаты соперников.
Отстреляли неплохо, но никто не поднялся выше сорока. У Простакова загорелись глаза.
Леха встал на позицию.
– Ну, ты как, Колян, в этот раз глаза в кучу соберешь?
И снова раздалось с двух сторон:
– Да пошел ты.
Снова он с двумя Колями. После этой шуточки неожиданно у Простакова потемнело в глазах. В первый раз такое. Он понял, что волнуется, и попытался собраться. Черное яблочко мишени куда-то уплывало. Он опустил винтовку. В то время как остальные сделали уже по паре выстрелов, он все стоял и не начинал стрельбу. Подождав, пока в голове прояснится наконец, он спокойно поднял оружие и начал методично выстреливать положенное. Сделав пять выстрелов, опустил винтовку и стал дожидаться, пока остальные закончат упражнение.
После того как упражнение закончилось, он устало поплелся к пластиковым креслам первого ряда трибуны и рухнул на ближайшее, обливаясь потом. Рядом с ним отходил Кривовзглядов, вытирая платком лоб.
– Ну че? Взмок немножко?
Его беспорядочно бегающие глаза разглядывали утомленного Простакова. Леха молча кивнул головой и посмотрел наверх. Евздрихин с Мудрецким уже сидели в обнимку, и им было наплевать на то, что они находятся в каком-то тире. Сейчас Лехе показалось, что они начнут раскачиваться из стороны в сторону и затянут: «Эх, дубинушка».
Результаты соревнований почему-то не объявили сразу, а организатор, выйдя на середину так, чтобы его было видно, поднял мегафон и объявил на весь тир, что сейчас состоятся показательные выступления.
Все участники и офицеры, которые были невольными зрителями происходящего и могли, что называется, поболеть за своих, увидели, как сбоку на инвалидной коляске выкатили сидящего в кресле молодого человека с автоматом Калашникова в руках. Слово «сидящего» здесь вряд ли было уместно, потому как он постоянно дергался и не мог надолго, больше секунды, выдерживать свое тело в одном положении. Его колени ходили ходуном. Стопы, которые были привязаны к коляске ремнями, танцевали независимо от остального тела. Руки, в которых был автомат, не могли спокойно лежать на подлокотниках. Они держали оружие и размахивали им из стороны в сторону.
Невольно по рядам побежал шорох и ропот.
Молодой человек, чьи длинные русые волосы спадали до плеч и были мокрыми то ли от воды, то ли от пота, вертел автоматом Калашникова из стороны в сторону, улыбался. При этом густая белая пена стекала по уголкам его рта, и время от времени он делал попытки подняться. Но крепкие ремни, фиксирующие тело в сидячем положении, не давали ему это сделать.
Ведущий соревнований дождался того момента, пока солдат привезет коляску с, как бы это помягче сказать, слегка неуравновешенным стрелком к огневой позиции, поднял вверх полностью заряженный рожок с патронами и объявил, что они боевые. После этого отдал рожок психу, а на иного человека этот юноша не тянул.
Увидев, как проворно тот вставил рожок и передернул затвор, несколько человек просто шуганулись. Но тут случилось нечто. Конвульсивные движения прекратились, стрелок сосредоточился, направил оружие в сектор для стрельбы и на заблаговременно натянутом белом листе с расстояния в пятьдесят метров одной непрерывной очередью под аплодисменты выбил восьмерку.
Его палец еще конвульсивно долго нажимал на курок, но патроны закончились. Тряся головой и разбрызгивая пену, он отдал оружие инструктору, при этом его ноги дернулись. И организатор соревнований вставил второй рожок в автомат.
Снова зазвучала непрерывная очередь. И теперь точно такая же восьмерка, только горизонтальная, была выбита на том же месте.
После выполнения упражнения офицеры зааплодировали.
Кто-то крикнул:
– Достаточно! Уже не у всех штаны сухие!
Его поддержали дружным смехом и облегчением после того, как у стрелка наконец окончательно отобрали оружие и вывезли его, дергающегося на кресле, обратно.
Объявили результат соревнований. Когда Простаков услышал, что он занял третье место с тем же результатом в сорок два очка, он как-то сник, а тем временем Кривовзглядов, наоборот, собрался.
– На втором месте, – объявил ведущий, – Николай Кривовзглядов.
– Е-мое, – схватился за голову Коля, – это не слабо. В прошлом году я был здесь только третьим.
– Да? А кто же на первом месте? – Простаков закусил нижнюю губу.
