лет. Маруся напекла блинчиков с мясом, которые я обожала в детстве. Все было трогательно до слез. Тут мне радовались от чистого сердца, не боясь, что я чего-то потребую…
– Динуша, ты ведь в Маастрихте живешь? – спросил Николай Анисимович.
– Нет, я там работаю, а живу в Маасмехелене.
– Но ведь это неудобно, так далеко ездить? Кстати, я хотел спросить, ты знаешь там профессора Треера?
– Я с ним знакома, но, как говорится, шапочно.
– Ты могла бы передать ему от меня маленькую посылочку?
– Конечно, что за вопрос!
– Коля, зачем обременять Дину такой чепухой? – огорчилась Мария Анатольевна. – Он жаждет послать Трееру бутылку рябиновой настойки, которую делает наша Маруся. Треер, когда был здесь, столько ее выпил!
– Непременно передам!
– Тебя же, наверное, будут встречать и провожать мужчины, самой чемодан тащить не придется. Посылку ты сдай в багаж, это можно, Марусенька умеет так упаковать, что, даже если самолет потерпит аварию, бутылка не разобьется!
– Коля, типун тебе на язык! – возмутилась Мария Анатольевна. – Не слушай его, деточка! Но Маруся и в самом деле кудесница. Мы в позапрошлом году летали в Америку, Коля читал там лекции, так она напихала нам в чемоданы четыре банки вишневого варенья для Колиных племянников. Ни одна не разбилась.
– Ты ешь блинчики, ешь, чай, не разлюбила за эти годы! – приговаривала Маруся, подкладывая мне еще и еще.
– Не могу больше, лопну! – смеялась я.
После завтрака Мария Анатольевна повела меня показывать свои цветы и горестным шепотом рассказывала о внуке, о пошатнувшемся здоровье мужа, о том, что неустроенная Тоськина жизнь безмерно ее огорчает, о Марусе, которая стала невыносимо властной…
– Знаешь, детка, сейчас у нас все более или менее устроилось, а были времена, когда мы чуть ли не голодали, только благодаря Марусе и жили. А уехать, как другие, не могли, Колю не пускали никуда, а когда стало можно, сил уже не было, а тут совсем ничего не стали платить, Тоська гроши зарабатывала, и тут Маруся взяла все в свои руки, завела козу, кур, летом цветами торговала, зеленью всякой… Потом Николая Анисимовича стали приглашать лекции читать. И грант ему платят, да и я не сижу сиднем, меня пригласили читать курс в частном университете, там хорошо платят. Тьфу-тьфу, чтоб не сглазить, а Маруся власть из рук выпускать не хочет и такая самодурка стала… Зачем, говорит, вам эти дурацкие настурции, что с них толку, не продашь, лучше бы место под что-нибудь дельное освободили. А я обожаю настурцию!
– Динка, телефон! – закричала Тоська с террасы, где я оставила сумку.
Я извинилась перед Марией Анатольевной и с бьющимся сердцем схватила трубку, не успев даже взглянуть на номер.
– Алло, привет, Динь-Динь! Я соскучился.
– Привет, Рыжий. Куда пропал? – как можно более безразличным тоном спросила я.
– У меня тут был форс-мажор, но я звонил, только дозвониться не мог. Когда увидимся? Ты где сейчас?
– В Абрамцеве.
Я пришла в смятение. Мне хотелось его видеть.
– Надолго?
– Нет, во второй половине дня буду в городе.
– Я освобожусь не раньше семи, давай поедем на дачу к Барсику. Ты любишь печеную картошку?
– Терпеть не могу! – Это что у них тут, мода такая, соблазнять дам печеной картошкой?
– А шашлык? Я делаю классный шашлык!
– Нет, Рыжий, слишком много дачных радостей. Не хочу!
– У тебя что-то стряслось? Ой, прости, мне по другому телефону звонят, минутку!
Я слышала, что он с кем-то ругается на неважном английском.
– Извини, Динь-Динь, замотался совсем. Так я к вечеру придумаю что-нибудь и позвоню, только ты уж не выключай телефон.
– Что это за рыжий? – полюбопытствовала Тоська. – Где взяла?
Про Рыжего можно было рассказать старой подруге. Я и рассказала.
– То-то я гляжу, у тебя глаза мечтательные… Ну что ж, если хороший мужик, зачем его мариновать? Слушай, у меня идея! Я давно хотела открыть рубрику «Женщины эмиграции». Давай с тебя и начнем. Возьмем интервью, сделаем классный снимок…
– Забудь! – отрезала я.
– Почему?
– Не желаю привлекать к себе внимания. Ты представляешь себе, как оживятся наши пауки в банке? Зачем давать им новую пищу?
– Наплюй на них и разотри!
– Мне казалось, что я наплевала и растерла, но когда выяснилось, что они и тут успели нагадить… Не хочу! Я, Тоська, хочу любви! Да-да, в свои сорок два я хочу забыть о прошлом и…
– Тогда ты зря сюда приехала на встречу с прошлым.
– Нет, то прошлое я не хочу больше забывать… Я слишком часто забывала.
– Ты сама себе противоречишь!
– Да! Вероятно! Но… Ах, мне хорошо сейчас…
– Из-за Рыжего?
– И из-за него в частности, я сама не понимаю, что со мной… Хочется пуститься во все тяжкие, понимаешь?
– Да, прекрасно понимаю, вот и пустись, а для начала дай мне интервью. Ты же вроде говорила, что твоя паучья команда вся очень из себя возвышенная, так они мой журнал и в руки не возьмут.
– Он у тебя сильно желтый?
– Не сказала бы, но не без того, конечно. Надо же продавать товар. Ну, как ты нашла моих стариков?
– Потрясающе!
– Мама жаловалась на Марусю?
– Слегка.
– Милые бранятся – только тешатся… Динка, да что с тобой, ты какая-то возбужденная, такое впечатление, что тебе фитиль вставили… Это Рыжий тебя так возбудил?
– Нет, дело не в нем, просто тут столько всего…
Мобильник опять запел.
– Еще кавалер? – рассмеялась Тоська.
– Не знаю, номер незнакомый.
На секунду я понадеялась, что звонит Костя, но нет…
– Дина Юрьевна? – спросил молодой женский голос.
– Да.
– Дина Юрьевна, это говорит Нелли, ваша сестра!
– Нелли? Как хорошо, а я как раз собиралась с тобой связаться, ты умница, что позвонила! Нам надо встретиться!
– Я тоже так думаю! – с явным облегчением сказала она. – Я не была уверена… как вы отнесетесь…
– Прекрасно, прекрасно я отнеслась! Когда и где встретимся? Вечер у меня занят, может, днем? Давай пообедаем где-нибудь в хорошем ресторане, я тебя приглашаю…
– Ну давайте!
– Ты знаешь Дом литераторов?
– Да. Но это дорогой ресторан.
– Ничего, осилю, мне он, кроме всего прочего, дорог как память.
