поинтересовался:
– А вообще, в принципе, у вас есть что мне сообщить?
– Есть, – подтвердил я. – Нашел вам эту штуку.
– Отлично! – похвалил Артем Николаевич. – Вы не представляете, какой груз вы сняли с моей души! Ведь я как бы несу ответственность перед своим покойным товарищем... Когда мы сможем с вами встретиться?
– Вы можете подъехать к двум часам к больнице, – предложил я и довольно нахально прибавил: – Заодно домой бы меня подбросили...
Я на расстоянии увидел, как сморщилось холеное лицо Артема Николаевича. Но он ничем не выдал своего раздражения.
– Договорились, – просто сказал он. – В два я буду... Кстати, Владимир Сергеевич, очень вас прошу быть аккуратнее – вы все время что-нибудь теряете. Не хотелось бы начинать все сначала, понимаете?
– Я постараюсь, – скромно ответил я.
– Тогда до встречи! – сказал Артем Николаевич и повесил трубку.
Я тоже опустил трубку на рычаг и машинально нащупал сквозь ткань халата выпуклость упаковки от валидола. Слава богу, она была на месте. Пожалуй, я предпочел бы отдать ее, если уж на то пошло, следственным органам, но обстоятельства складывались иначе. В конце концов, эта пленка была в некотором смысле собственностью Артема Николаевича, наследством, так сказать. Но у меня возникали серьезные сомнения в том, что служба безопасности будет заниматься поисками вдовы покойного. Хотя, наверное, у них есть какие-то связи с прокуратурой.
Я с завистью посмотрел на японских земледельцев. Возделывать свою делянку и не знать других забот – заманчивый жребий!
Мы еще успели обменяться с Ланским парой слов.
– Ладыгин! Я работаю здесь двадцать лет, – с непонятной интонацией сказал Степан Степанович – Но мне ни разу не звонили из Кремля. Вы меня понимаете?
– Вполне, – ответил я. – Но вынужден на всякий случай предупредить – в два часа я уйду – как штык. За мной из Кремля заедут.
– Зачем вы мне это говорите? – подозрительно спросил Степан Степанович, сверля меня глазами.
– На всякий случай, – пояснил я. – Вдруг сменщик заболеет или что... В два часа я должен быть однозначно свободен.
– Я обязательно это учту, – со зловещей любезностью сказал Ланской. – У вас есть еще какое-нибудь пожелание?
– Больше никаких, – вежливо ответил я, физически ощущая, как рушится моя безупречная репутация – трещит по всем швам.
– Тогда идите работайте! – распорядился Степан Степанович, сурово сжимая губы.
И я пошел работать. В моем положении это было наилучшим выходом. Состояние генерала продолжало оставаться критическим – он балансировал между жизнью и смертью, и мы возились с ним, буквально обливаясь потом. Думать о собственных неприятностях просто не было времени.
Честно говоря, я полагал, что наши старания напрасны и Андрею Тимофеевичу уже не суждено выкарабкаться. Свалившиеся на него осложнения в его возрасте непременно должны были кончиться фатально. Но, видимо, была в этом старике какая-то сверхъестественная сила, заставлявшая его держаться.
После массивной терапии и множественных дефибрилляций, которым мы уже потеряли счет, костлявая отступила. Теперь, образно говоря, она стояла не за плечами старика, а отошла в угол палаты, откуда недвусмысленно посверкивала косой. Но, по крайней мере, мы смогли перевести дух, а генерал – немного отдохнуть...
– Говорят, с твоим пациентом большой переполох вышел? – осторожно поинтересовался Щербаков. – Ну, с тем, которого подстрелили... Говорят, прокуратура с самим главным имела беседу... Заключение судмедэксперта... Тебя главный не вызывал к себе?
Я поежился. Только этого еще не хватало! Главный врач Дубровский Петр Александрович, профессор и член-корреспондент, был у нас чем-то вроде бога – недоступным и непостижимым небожителем, имеющим за пазухой набор смертельных молний для провинившихся смертных. Среди рядовых врачей только немногие удостаивались личной беседы с Дубровским и, как правило, помалкивали о ее содержании, храня загадочность и многозначительность, от которых по шкуре непосвященных бегали мурашки.
Перспектива, на которую намекал Щербаков, повергла меня в окончательную депрессию. Я едва дождался двух часов, оставил в ординаторской белый халат и, распрощавшись с коллегами, ушел.
Напротив ворот больницы у противоположного тротуара стоял черный «Мерседес». Рядом с ним прохаживался мой тезка Тупиков, сосредоточенный и прямой, как столб. Костюм на нем сегодня был темно- серый, но мне пришло в голову, что все-таки ему к лицу больше была бы военная форма. Завидев меня, он сдержанно махнул рукой.
– Здравствуйте, Владимир Сергеевич! – серьезно произнес он, распахивая передо мной дверцу «Мерседеса». – Прошу вас!
Садясь в машину, я успел заметить, что наши охранники, столпившись у окна, наблюдают за мной с мрачным любопытством. Я становился популярной фигурой.
Артем Николаевич ждал меня, развалившись на заднем сиденье. Как и в прошлый раз, он радушно протянул мне руку и улыбнулся.
– Подбросите меня? – спросил я с надеждой. – Никогда не ездил на «Мерседесе».
– Восполним этот пробел! – пообещал Артем Николаевич. – Но сначала – дело. Принесли нам что- нибудь?
Я вытащил из нагрудного кармана стеклянную трубочку и уже совсем собирался торжественно вручить ее наследнику, как вдруг меня пронзило мучительное ощущение оплошности, и я поспешно отдернул руку.
– Что с вами, Владимир Сергеевич? – недоуменно произнес Артем Николаевич.
– Я хочу убедиться, – с вызовом сказал я, – что вы тот, за кого себя выдаете... Взглянуть на ваши документы!
Артем Николаевич высоко поднял брови и переглянулся с Тупиковым. Потом он полез во внутренний карман и, достав оттуда книжечку в малиновой корочке, небрежно протянул ее мне.
– Лучше, как говорится, поздно, чем никогда, – верно, Владимир Сергеевич? – сказал он, посмеиваясь.
Мне было наплевать на его смех – главное, документ был, кажется, настоящий. Я даже узнал фамилию его хозяина – Мамаев.
– Вы удовлетворены? – поинтересовался он у меня.
– Вполне, – буркнул я и отдал ему трубочку без всякой торжественности.
Артем Николаевич мельком взглянул на нее и бережно опустил в карман.
– Ну и как, Владимир Сергеевич, – как бы между прочим осведомился Мамаев. – Выяснили природу инородного тела? – Он вдруг резко повернул голову и уставился, не мигая, мне в глаза.
Мои природные качества обеспечили мне по крайней мере один талант – врать я умел с детства.
– Да я, собственно, и не собирался выяснять, – не моргнув глазом, ответил я.
– Отчего же так долго держали предмет у себя?
– Валялся в столе на работе, – сказал я. – Еле отыскал. А потом еще номерок ваш потерял...
– Надо быть собраннее, Владимир Сергеевич! – назидательно промолвил Мамаев и тронул водителя за плечо. – Поехали, Володя! Владимир Сергеевич, видимо, торопится домой? Тяжелый был день?
– У нас легких не бывает, – ответил я. – Между прочим, Артем Николаевич, вы знаете о том, что жена Казарина исчезла?
– В самом деле? – удивился Мамаев. – Когда же?
– Сразу после смерти мужа. Вышла из больницы, и все... Домой уже не приходила.
– Печально, – покачал головой Артем Николаевич. – А вы откуда же об этом узнали?
– От следователя. Он ведет дело об убийстве. Видимо, это как-то связано?
– Возможно. Но не берусь утверждать. Это не моя компетенция.
