Перемещенное лицо. 2. Квадра

– Не считаю. Просто плохо знаю географию.

– Потому что карта у меня, – хмыкнул Гай. В городке, который они покинули утром, Гай отсутствовал полночи: зацепила его какая-то красотка непышных форм, а так как Гай выглядел весьма бодрым, Дан понимал, что он и в горлышку красавицы приложился втихую, постаравшись ее усыпить. У него это получалось гораздо лучше, чем раньше. После костра Фрики Гай стремительно развивался как вампир, регенерация мелких ран у него была уже почти мгновенная, передвигался он еще шустрее и трансформировался гораздо быстрее. Гай первого года знакомства не сумел бы сделать то, что сделал в Башне. Разве что прыгнул бы сдуру – и разбились бы оба.

– Интересно, ты хоть понимаешь, что снова спас мне жизнь? – спросил Дан, когда они отъехали подальше. Гай наморщил лоб, вспоминая. А откуда я взял, что наморщил, если шляпа у него надвинута до самых глаз? Почему я знаю, какое у него выражение лица, какие жесты делает Лара у меня за спиной?

– А, в Башне! Не надо было? – улыбнулся он наконец. – А ты бы не стал, если б мог? Или Аль? Просто так получилось, что я один умею летать.

– Ты тоже мог разбиться.

– Уже вряд ли. У меня сейчас получается очень быстрая трансформация. Конечно, не так, как у Лары… Я вообще не понимаю, как у нее это происходит.

– А как у тебя – понимаешь? – фыркнул Дан. Гай качнул шляпой.

– Само собой. Быстрое деление клеток, тот же принцип, что и при регенерации, я же тебе говорил. Я меняюсь, добавляя. Видел же: становлюсь крепче, меня становится больше. А у Лары куда-то исчезают волосы, например. Как? Мои-то остаются при мне. У меня меняется форма черепа, появляются крылья, становятся шире плечи, увеличиваются грудные и спинные мускулы. А у нее… будто футляр. У меня кожа остается той же, у нее – металл. Даже царапины не оставить, мы с Алем пробовали.

– Ее спрашивал?

– Спрашивал. Ты Лару не знаешь? Ее никогда причины не волнуют. Так происходит, так всегда происходило – вот и все. Как, почему – ей неинтересно.

– Магия?

– Да ну, какое там. Природное свойство организма. У меня разве магия? Аль! Алир! В этом лесу ваши не живут?

– Мы тебе разве дриады, чтоб в лесу жить? – удивился эльф. – Охотиться могут. Если здесь дают разрешения на охоту.

– Объедем? – спросил Гай. У Дана опять же.

– Мальчики, а что мы вообще ищем, я никак не пойму?

– Это ты властителя спросишь, – хмыкнул Аль. – Сплетни собираем. У него какая-то информация появилась, вот он и ищет подтверждения или опровержения. Вернемся, он нас допрашивать часами станет, может, выудит чего.

– Странно, что он нам не говорит, что надо искать, – пожала плечами Лара. – Вдруг мы не на то обращаем внимание, вдруг мы не заметим того, что надо бы?

– Все четверо? Вряд ли. У нас разное восприятие, если Дан не обратит внимания, замечу я, если не увидишь ты, может обратить внимание Аль. А властитель узнает…

– Все равно странно. Не доверяет разве? Мне казалось, что доверяет. Он ведь даже Дану не сказал, что надо искать. Ну вот я и не понимаю. Гай, ты у нас самый умный…

– И понимаю примерно столько же, – засмеялся Гай. – Я даже вообще не уверен, что это действительно задание, а не проверка нашей наблюдательности. Мы ведь все еще учимся и, вероятно, всегда будем учиться.

– Не проверка, – сухо бросил Аль, но продолжать отказался наотрез, и почему-то даже беспардонная Лара не стала к нему приставать с расспросами. Алиру предоставлялось право на скрытность. И черт с ним, с недовольством хозяина по этому поводу, если Аль не хочет о чем-то говорить, пусть себе молчит, потому что откровенность может оказаться для него настолько дискомфортной, что погубит слаженность Квадры. И вообще, зачем им это надо – чтобы одному из них было плохо? Для Дана, сроду не отличавшегося открытостью, нынешняя откровенность ничего не стоила, он давным-давно понял, что нечего ему таить, ни событий каких-то в его жизни не было, которые стоило бы скрывать, ни мыслей особых, ни принципов, которых можно было стыдиться. А справившись с собой раз – рассказав Гаю обо всем, что случилось после того, как его, обгорелого до мяса, увели, – Дан легко мог говорить обо всем. То же самое было и с Алиром и тем более Ларой. Кто знает, может, и имелись у них какие-то мелкие секреты – и пусть себе, он, может, тоже о чем-то умолчал, хотя и не помнил, о чем бы…

Аль был совершенно другим. Мог посреди прекрасного дня, будучи в прекрасном настроении, вдруг замкнуться, уйти в себя, и даже Лара не начинала его тормошить. Лара его жалела. Давно уже она сказала, что ему очень больно, а что болит, она не понимает. Тут же озаботился Гай, но Лара, поморщившись, объяснила, что не тело у него болит, а что-то другое. Вот у Дана болит память о какой-то девушке и о каком-то унижении, а еще о каком-то маленьком животном, то ли кошке, то ли собачке.

Дан просто рот разинул, да и Гай, куда более невозмутимый внешне, недалеко отстал. Дан заставил себя объяснить ей, рассказать о Данке, о порке и прочем, и о маленькой старенькой Тяпе. Наверное, ему должно было стать стыдно: о собаке что-то болело, а о матери – нет. Он мать любил. Не то чтоб чрезмерно, как Колян Либин, который даже с женой развелся, потому что та со свекровью не ладила, не то чтоб демонстративно, как Олигарх, и, может быть, не так сильно, как Гай, ну вот просто любил, потому что мама у него была такой, какой и должны быть мамы… И тетка, и бабуля тоже. Но вот не болело.

Потом они с Гаем прообсуждали это до утра, и в замке на озере обслуга явно решила, что они любовники. А что еще могут делать в спальне двое мужчин, особенно если утром один из них уходит всклокоченный, утомленный и слегка пошатываясь? Не станешь же ловить в коридоре слуг и втолковывать, что они просто не спали и аж охрипли от разговоров, а чтоб в горле не пересыхало, смачивали его большим количеством вина. Гай-то хоть бы хны, а Дан малость окосел… Аль, услышав эти слухи, долго и с нескрываемым удовольствием издевался, а Лара искренне удивлялась: зачем мужчине мужчина, когда женщины рядом есть, в том числе даже и хорошенькие.

В общем, Гай ничего особенного не увидел. Углубившись в недра Дановой психологии, он долго рассуждал, выстраивал цепочки и привел Дана к выводу о нормальности ситуации. Дан взрослый. По его домашним понятиям, абсолютно взрослый, без всяких вампирско-эльфийских ограничений. Абсолютно взрослый мужчина не нуждается в матери и уж тем более в тетке и бабушке, хотя, безусловно, может их любить и в случае Дана любит. К тому же он прекрасно понимает, что они от него не зависят, проживут, не на улице оказались, не совсем без средств к существованию, как жили до начала Дановой банковской карьеры, так и будут жить. А собака – это совсем другое. Она совершенно беззащитна, привязана к нему нелогично, ей не втолкуешь, что случилось, она бегает по дому и ищет его, а потом пристает с вопросительными взглядами к остальным, потому что остальные – они такие могущественные, они все могут, они кормят и защищают… вот этот несчастный собачий взгляд и болит. Ничего странного. Дан человек не суровый и не холодный, точно уж не равнодушный, имеет право на слабости… и имеет слабости. Что делает его только лучше даже на взгляд вампира.

* * *

Первая же стрела убила под ним коня, но Лазарь теперь постоянно сидел наготове и выскакивал из подсознания мгновенно вместе со всеми своими рефлексами, так что Дан успел выдернуть ноги из стремян, сгруппироваться и откатиться в сторону, одновременно выхватывая катану. Вот как можно катиться – и выхватывать меч? А можно, оказывается. Главное успеть. Он был спокоен. Не родилась еще сила, способная справиться с Квадрой, которую сопровождает сторожевой дракон. Краем глаза он увидел, как отразился луч солнца от кожи Лары: все, теперь она абсолютно неуязвима. Сбросил с плеча лук Алир, а