– Прикажи принести наши вещи и привести собаку, – посоветовал Милит, – а то все то же самое я проделаю с твоей женой.
– Женой? – оживился Гарвин. – Давненько у меня не было женщины.
Лена даже внимания не обратила. Пусть что хотят, то и делают. Кто-то из слуг помчался за вещами, а скорее за помощью, только эльфы выглядели так уверенно, что Лена даже не усомнилась: никакая помощь никому не поможет. И когда через четверть часа, в течение которых эльфы развлекались, скручивая болью то хозяина, то кого-то из его гостей, вдруг полетели стрелы, Лена не удивилась, что ни одна не достигла цели: стрелы просто отскакивали и от эльфов, и от них троих. Маркус вдруг с усилием встал.
– Гарвин, я обещал, что накормлю этого урода его собственными ушами.
– Хорошая идея, – фыркнул эльф. – Я тебе немного помогу, ты же еле стоишь на ногах.
– Ничего. Уши отрезать сумею.
Лена хотела было остановить его, да шут не дал.
– Пусть, ему это будет уроком. Эти вон живут без ушей, и ничего.
Он обнимал ее так бережно, так нежно, что боль в спине уходила, будто его прикосновения исцеляли ее. Пусть жарят уши вместе с яйцами, хоть куриными, хоть мужскими, пусть что хотят делают. Наплевать. Они избили Маркуса, они хотели убить эльфов. За все надо платить. Великодушие вещь хорошая, убить их Лена не позволит, а вот урок преподать – пусть. На всякий случай она сказала:
– Не убивайте их.
Гарвин прижал руку к груди и поклонился.
– Не стану, если они будут вести себя хорошо. И принесут наконец наши вещи. Стрелы нам, конечно, тоже пригодятся, охота в здешних местах хорошая. Но мне нравится мой плащ. Хочу получить его обратно.
Маркус действительно отрезал хозяину ухо (правда, только одно), действительно подержал его над огнем в очаге и действительно запихнул ему в рот.
– Прожуй, – озаботился Гарвин, – подавишься еще. Полукровка, ты бы и правда стрелы собрал.
– Куда мне столько, – удивился шут, но пошел собирать стрелы, поминутно тревожно оглядываясь не Лену. Ей стало противно, поэтому она закрыла глаза, и Гарвин мгновенно уловил перемену в ее настроении.
– Что сделать с ними? – спросил он. – Может, превратить в свиней?
– А надо превращать? – удивился Милит. – Они и так….
Он предоставил дядюшке возможность разбираться с хозяином, пока сам «держал» гостей и сохранял щиты вокруг друзей. Маркус утомленно присел на край стола.
– А пусть его выпорют. Палач, выпорешь хозяина? Ну, скажем, плетей двадцать, я не злой. Двадцать плетей и одно ухо. А жене сколько? Десяти хватит.
Хорошенькая юная жена хозяина немедленно свалилась в обморок. Ага, как гостью – так можно, а как саму – так обморок.
– Не прикидывайся, – посоветовал Гарвин, – непохоже. Ненатурально получается. А то добавлю к плетям еще что-нибудь. Например, наше эльфийское общество. Родишь потом полукровку, а твой муж его… Эй, лорд, как все-таки у вас казнят эльфов-то? Долго и мучительно?
Трясущийся от ужаса слуга втащил весь их багаж сразу и впустил Гару. Тот рысцой подбежал к Лене и облизал ей все лицо. Вкус слез ему не понравился, он оглянулся и грозно рыкнул. Лена погладила его мощный загривок и сказала:
– Да хватит уж, позабавились и ладно.
– Нехорошо выходит, – возразил Маркус. – Ну ладно, с хозяина и уха хватит, а жену надо непременно выпороть. Немножко, всего десять плетей – и палач не будет очень стараться. По-моему, справедливо, Елена.
Гарвин неделикатно ткнул носком сапога жену хозяина.
– Вставай, женщина, а то сломаю нос. И челюсть. Красивая будешь – загляденье.
У той немедленно кончился обморок, и Маркус действительно уложил ее на лавку, и палач действительно всыпал ей десяток плетей, и визжала она не тише Лены. Шут вежливо попросил у одной из дам шарф и завернул в него собранные стрелы – его колчан и так был полон. Маркус, кривясь и охая, застегнул куртку и затянул пояс. Шут помог одеться Лене, накинул ей на плечи плащ и повернулся к хозяину. Тот, надо признать, держался намного лучше своей супруги, его даже не вырвало после угощения собственным ухом.
– А воровать нехорошо, – сообщил шут. – Где застежка для плаща? Весьма, знаете ли, драгоценная застежка. Лучше бы вернуть, потому что тот, кто ее подарил, в гневе страшен.
– Я в гневе страшен, – подтвердил Милит и в доказательство ударил кулаком воздух, как это делают всякие Ван Даммы, демонстрируя свои каратистские тренировки. Стоявший у стены шкаф рассыпался в мелкие щепки, зазвенел бьющийся хрусталь, забрякало серебро. Однако. – И если застежка не найдется, выйду во двор и проделаю то же самое со всем замком. Вас, конечно, не выпущу. Пусть потом соседи откапывают.
Застежка нашлась буквально через четверть часа. Очевидно, хозяин замка в гневе был тоже страшен, и слуги решили не доводить его до греха. Шут на всякий случай проверил мешки. А что у них красть, это у Лены драгоценностей полкило…
– Пора, – сказала она, вставая. Мужчины тут же приблизились, похватали мешки и оружие, причем Милит сгреб сразу три – свое, Маркуса и Лены. Они взялись за руки, и Лена сделала Шаг. Все равно куда, лишь бы подальше отсюда.
Вокруг была поздняя осень. Лес покачивал голыми ветвями, ветер ворошил листья, по темнеющему небу проносились тучи. Эльфы кинулись ставить палатки, шут, подхватив топорик, отправился за дровами. Маркус устало сел на землю и спросил:
– А выйти из этой темницы вы не могли?
– Могли, – пожал плечами Милит, – но я даже не подумал, что они захотят начать с вас. Вы же люди. Ты уж прости, Проводник.
– Да ладно. Ничего страшного, – смилостивился Маркус. – Вот идти пока не смогу.
– Куда ты денешься? – удивился Гарвин. – Исцелю – и побежишь, как жеребенок. Лезь в палатку. Это лучше в тепле делать, хотя сестра почему-то иного мнения.
– Делиену сначала.
– И ты лезь в палатку. Давай-давай, ты к боли непривычная, да и не привыкай.
В палатке можно было только сидеть, хотя она была и заметно просторнее, чем ее собственная. Оно и верно: Милит занимал много места. Гарвин заставил ее раздеться, но почему-то не было холодно, наверное, он как-то нагрел внутри воздух.
– Ничего. Сейчас все пройдет, – мягко сказал он, водя руками над ее спиной, не касаясь кожи, на грани прикосновения. Было щекотно, а боль таяла, зато начало клонить в сон. Лена натянула всю одежду, потому что даже после деликатного Гарвинова исцеления все равно начинала бить дрожь. Спина Маркуса выглядела жутко. Примерно как спина Милита, когда Лена узнала, к чему его приговорил Совет. Гарвин бросил на пол плащ, уложил на него Маркуса и с четверть часа водил руками. Рубцы исчезали на глазах, а Маркус едва ли не урчал от удовольствия.
– Тонкое целительство, – похвастал Гарвин. – Без особенных последствий. Правда, годится только для неопасных ран. Или наоборот слишком опасных. Видишь, Аиллена, какой я полезный.
– Мог бы гостям какую-нибудь пакость сделать, – кровожадно проворчал Маркус. – И что, у меня спина теперь болеть не будет?
– Будет, – пообещал эльф, – но не слишком. Мешок нести не сможешь, а идти – вполне. Особенно если идти будем не быстро. А почему ты решил, что ничего не сделал?
Лена начала бледнеть. Гарвин засмеялся.
– Аиллена! Я же знаю, какая ты великодушная, поэтому не сделал ничего страшного. Просто после нашего ухода у них у всех вдруг схватило живот.
– Там уборных не хватит, – фыркнул Маркус. Гарвин ханжески опустил глаза и признался:
– Боюсь, никто не успеет добежать до уборной.
Маркус расхохотался, да и Лене стало смешно. Великодушная? В разумных пределах. Не остановила
