убедительнее обобщений?
- Мы освободили не женщину, а мужчину, - брюзжал Петухов. Джентльмен не в состоянии содержать даму... И радуется, что она сама себя содержит... Позор... Выпьем по этому случаю на вдовий кошт...
Катерина смеялась:
- Павлик, жениться нужно на такой женщине, с которой легко развестись, с ней и не разведешься - это твоя теория!
- Дама должна сидеть дома! - бурчал Петухов.
- Дама - дома, дома - дама,- поддержал я,- в самом языке заложена эта истина...
- Никакой истины в языке не заложено, - возразил Павел. - Язык есть переходное состояние от мычания к телепатии. Он не выражает мысли, а скрывает. Язык - это путь от примитивной правды к сложной... Если бы уже существовала телепатия, я знал бы о Катерине гораздо больше, глядя в потолок, чем читая ее письма!
- Что ты хочешь этим сказать? - улыбнулась Катерина. Павел пустил дым. Я ответил за него:
- Он хочет сказать, что лучше бы ты сидела дома.
- А ты откуда знаешь, что он хочет сказать?
- У нас с ним началось телепатическое общение. Сначала мы немножко помычали, потом капельку поговорили и наконец приобщились к истинной вере.
- Трепачи, - сказал Павел,- все вы плачете от брехни, поданной в виде истины. Это возможно только с помощью языка. Истина - это вещь, а не слово! В чертеже написано гораздо больше, чем в поэме. По крайней мере шестерня меня ни разу не обманывала. Если она была плохой - значит, я ее плохо сделал. А если ни к черту оказывается какая-нибудь теория, так виноват почему-то не тот, кто ее выдумал, а тот, кто увидел, что она ни к черту. Я не лирик, я - технарь...
- Чего это он у тебя сегодня? - спросил я Катерину. Она погладила Пашку по плечу:
- Соскучился...
Она присела рядом - прекрасная дама из далеких стран в пунцовом платье,- и мне не хотелось видеть ее в кирзовых сапогах. Возможно, телепатическая связь с Пашкой натолкнула меня на эту мысль.
Но звонок унес Катерину в прихожую.
- Катерина Петровна, - зычно донеслось оттуда.- Вы, никак, дома! Вот уж сюрприз так сюрприз!
Я узнал Ивана Раздольнова.
Он вошел крупно, улыбаясь белозубо, как жених на рекламе. Был он и сам не мал, и голос имел немалый, и двигался с учетом широкого пространства.
- Я мимо ехал, решил зайти. Извини - без звонка...
- Ничего, - обрадовался Петухов, грубовато обнимая Раздольнова за плечи.
- Почему же? Звонить надо. Ты временами бываешь холостой, всякое бывает. - Поглядел на Катерину бодро. - С Николаем Павловичем встретились в путешествии. Вот, просил передать тебе проспекты новых машин. - Раздольнов показал на пакет.- Занятные есть вещи, тебе интересно будет... А это от меня сувенирчик, не побрезгуй.
Мы с ним были на «ты», и с Павлом он был на «ты», но младшего, Николая, он величал по отчеству с самого начала, когда Коля был еще мальчиком. «Интересно, спросит он у Пашки, что пишет ему сестра Клава?» - думал я. Я знал, что ее нет в городе. Я почему-то всегда знал, где она. Это было нетрудно. На Пашкином столе лежал конверт, исписанный знакомым почерком. Письмо было из Крыма. И Раздольнов, как мне показалось, тоже увидел конверт.
- Принимай сувенир, - повторил он.
Раздольнов достал из пиджачного бокового кармана толстый карандаш-фломастер с красным сердечком в прозрачном футлярчике. Петухов принял вещицу. Раздольнов протянул мне паркеровскую ручку:
- Вот и тебе подарок. Прости, не знал, что застану.
- Ваня,- сказал я,- это для меня слишком много.
Раздольнов засмеялся:
- Для хорошего человека не жалко. А с вами, Катерина Петровна, просто не знаю как быть. Ошарашили вы меня своим появлением.
Ошарашили и обрадовали. Всякий раз думаю - надо же, какие бывают дамы на свете!
- Как раз об этом мы сейчас гуторили,- вставил Пашка.
Раздольнов улыбнулся.
- Слово выбрал не к месту... Не гуторили вы, добрый человек, а говорили. О чем же, коли не секрет?
- О производительности труда!
- Эка вас занесло! Это с такою-то собеседницей? С чего бы? Катерина улыбнулась.
- Иван Митрофаныч, оставайтесь обедать.
- Благодарствуйте! Просто не знал, что на вас напорюсь... А дел в городе - множество. Я лучше другим разом... А впрочем, погодите - я сейчас...
Он вышел стремительно, хлопнув дверью.
- Что с ним? - спросила Катерина.
- Какой-нибудь фортель готовит,- сказал Петухов.
Я тупо смотрел на его подарок. Мне казалось, я смущаю Раздольнова. Но на самом деле он смущал меня. Петухов молча пыхтел трубкой, разглядывая чертеж, и незаметно прикрыл крымское письмо. Катерина ушла на кухню.
Минут через двадцать Раздольнов вернулся. Катерина, открыв ему, вскрикнула как от пожара. Мы вбежали. Раздольнов стоял в обнимку с неправдоподобно громадным пылающим букетом пионов.
- Прямо на душе легче,- говорил он грубовато от смущения Катерине.- Этим заморские цацки подавай! Ну и шут с ними! А вам - сама природа к лицу. Ее же из-за моря возить не надо!
Он был радостен и сдержан. Катерина чмокнула его в щеку и потащила цветы в ванную.
- Молодец, - похвалил я.
Раздольнов будто бы не слышал, прошел в комнату.
- Ну, рассказывай, что ли, - строго сказал Петухов.- Может, выпьем для приезда?
- Не могу, за рулем...
Но Пашка все-таки полез в шкафчик.
Раздольнов оглядел журналы, не приглядываясь. Тянул неловкое время.
- Журналец технический, что ли?
- Технический.
- А красочный какой. Смотри-ка. С бабками голенькими. Петухов возразил:
- Ну, не совсем голыми. Все-таки соцдемократы... Раздольнов хмыкнул:
- Однако... прямо тебе на грани... Пашка наклонился над журналом:
- Да... Осталась самая чуть... Убери эту чуть - и сразу тебе капитализм начнется.
Раздольнов засмеялся, закрыл журналец.
- Я, мужики, на все эти штуки гляжу, как собака на афишу. Бумажка, она и есть бумажка... Баба должна быть вживе. А живую я и под сарафаном разгляжу, когда охота придет... А не придет - бог с ней... Насильничать природу - последнее дело... Психопатия... Жаль, тороплюсь. А вы заезжайте, мужики, когда в пути окажетесь. Я в городе редко. Все в деревне сижу. Сейчас по делам был, сувениры раздавал. Словом, облегчал душу перед старой дружбою...
И открыл дверь, так и не спросив про Клаву.
В коридоре он столкнулся с раскрасневшейся Катериной, несшей пионы в вазе.
- Куда? - спросила она.- А обедать?
- Виноват, красавица Катерина Петровна, вдругорядь,- улыбнулся Иван и сказал Пашке, повертев большой головою: - Вот тебе, добрый человек, и вся производительность труда!
И ушел, радостно ухмыляясь.
ЧАСТЬ III
«СОН В ЛЕТНЮЮ НОЧЬ»
От автора
