Теперь пришел Флайт и все расставил по полочкам. И ты рад. Тебе объяснили, тебя проинструктировали. А ты за свои почти семьдесят всерьез сам ничего не решал и не делал. Зато называешься Первым, и тебе, скотине, это льстит». Стало стыдно, даже покраснели уши. Черныш, почувствовав некий непорядок в хозяине, задвигал ушами, начал тыкаться носом, но осторожно, в ногу, как-то он понимал, что руки и торс пока лучше не трогать…
И это состояние не проходило. Уши больше не пламенели, конечно, но собственное отражение в зеркале раздражало. Правда, он и не смотрелся: пальцы слушались еще не очень хорошо, так что его и умывали, и брили, и в ванне мыли другие. Даже мясо в тарелке уже было порезано, накалывай себе на вилочку и лопай, а трудно вилку удержать, вот тебе ложка, а то и прямо с тарелки ешь, все только посочувствуют.
Алиру пришлось рассказать, хотя тот и не приставал, только смотрел вопросительно, без всякой эмпатии понимая, что Дан чуточку не в себе. Он выслушал очень внимательно и очень спокойно сказал: «А, ерунда, перебесишься. Если головой подумаешь. Ты в последнее время для этого другие части тела используешь почему-то». – «О чем тут думать?» – запальчиво возразил Дан и тут же понял. За Алира тоже решили. Сначала его от смерти спасли, потом его тоже Нирут прибрал, и пошел он за Нирутом во многом из-за Дана. А с тех пор ему и решать особенно не приходилось. И вообще… вроде бы и правда, глупости. Сам бы Дан этой проблемы не решил никогда просто из-за отсутствия информации. А после раскладывания по полочкам все равно где-то на заднем плане маячило недоверие к властителям вообще и к Флайту в частности.
Вариантов особенных все равно нет. Выбросить Камень трудно, да и нельзя, подберет еще кто амбициозный в отличие от Нирута. И жалко. Камню не хотелось быть одному. И внушил эту благую мысль не Флайт, а Камень. Он уставал от долгого одиночества. Если попадались на его пути не хозяева, а хранители, прятавшие артефакт подальше от чужих глаз и собственного соблазна, он начинал скучать, и вот тогда его присутствие начинали чувствовать. Чаще это случалось, если хранитель умирал, не найдя, кому бы передать почетный пост. Флайт хранителем стать не сумел или не захотел, а не быть хозяином ума хватило, или опомнился вовремя, или еще что, и он, дабы не поддаваться искушению, как-то убедил Камень не даваться ему в руки. И вот это длилось столетия… пока ему не стало совсем уж тошно в одиночестве и он не позвал нового хозяина. И то ли хозяин ему не понравился, то ли он все-таки предпочитал хранителей, но случилось то, что случилось…
Даново больное пузо усердно мазали разными мазями, преимущественно вампирскими, старательно делали массаж, и новая кожа мягчала, светлела и переставала болеть. Уже можно было поверить, что со временем она станет неотличима от старой. Мелкие шрамчики исчезали. Стирались следы от ожогов. Ногти стали розовыми, как прежде. А психологической травмы почему-то не было вовсе. Что интересно, и от тридцатилетней давности знакомства с визгливым магом с его незатейливыми и совершенно нетравматичными пытками остались не самые ужасные воспоминания. Потом воздействие на психику было покруче: сырая одиночка и компания постепенно теряющего свежесть мертвеца. Ведь долго он тогда с трупом рядом пробыл, в том подвале было холодно, а разложиться покойничек успел основательно. И тоже ничего. А потом и вовсе стали ему даваться всякие эльфийские методики… язык бы еще эльфийский так давался.
Дан, удивив Аля, от затеи не отказался, старательно занимался, слова зубрил. Нирут, тоже не без удивления, добыл где-то библиографическую редкость – старый учебник эльфийского для людей, изданный малым тиражом еще до резни, Аль его проинспектировал и одобрил. Эльфийская грамматика была ничуть не сложнее английской и легче русской, вполне логична, и исключений из правил было немного. В частности, никаких тебе неправильных глаголов. Раньше Дан думал, что тут нужен музыкальный слух, очень уж плавающе и певуче порой звучала эльфийская речь. Аль удивился: нет, ничего подобного, нужно несколько иное, чему он аналогов подобрать не может. В эльфийском особо важны ритмика и лексическое многообразие. Мелодика доминирует в языке ангелов, они легко учат иные языки, а вот освоить их речь удавалось очень немногим.
Время выздоравливания Дан как раз на уроки и тратил. Отучился подолгу бездельничать, и если уж не получалось тренироваться, почему не поучиться. Это почему-то страшно нравилось Чернышу. Когда Дан усаживался за стол и начинал выписывать затейливые эльфийские буквы или с выражением читать простенькие предложения, пес немедленно перебирался к нему поближе и либо садился рядом, вслушиваясь в его голос, либо втискивался под стол, и тогда Дан разувался и подсовывал ноги под мохнатый теплый живот.
Флайт прогостил у Нирута довольно долго, но ничем не напоминал о беседе, вот только взгляд его несколько изменился. Потеплел, что ли. Дан подумал и спросил у Лиара, а тот удивился: а ты не знал, что он тебе очень симпатизирует? уж куда больше, чем даже хозяину.
Вот этого Дан не знал. Полагал, что Флайт просто терпелив сверх меры, вот и сносит Дановы школьные хулиганские выходки и столь же школьные дерзости с невластительским смирением.
Новые приятели незаметно становились друзьями. Было ощущение, что с Таулом он учился в институте, а с Лиаром и вовсе сидел на соседних горшках в детском саду. Почему-то этому очень радовался Аль, далеко не самый общительный и приветливый эльф в мире. Впрочем, его неприязнь касалась только людей, к другим расам он был скорее равнодушен, а тут и равнодушие потрескалось и рассыпалось. Конечно, не было ничего общего с Квадрой. Той, истинной. Но проведенные вместе вечера не напрягали. К компании охотно присоединялся Шарик, и они даже нашли совместную забаву: составлять словарь драконьего языка. Особенной нужды, конечно, в этом не было, прекрасно понимали они друг друга, а воспроизвести те звуки, что издавал дракон, они никак не могли. Пробовали. Шарик подолгу смеялся.
Оттаивали эльфы. Или Дану очень хотелось, чтобы они оттаяли. Нирут, обычно не особенно мягкий или приветливый, а «властительский», с ними держал себя иначе. Вроде и внимания на них особенного не обращал, но если уж обращал, то был
Вин смотрел на Дана с надеждой. Как на человека, не вернувшего свободу, а давшего надежду. На что? И как ее оправдывать? Ивин не смотрел никак особенно, потому что он в заложниках пробыл чуть не столько, сколько Дан на белом свете, и надеяться отучился напрочь. Эльфы не стремились рассказать ему о своей жизни у Фрики хоть как-то детально, и не потому, что вспоминать не хотели: Алю-то они рассказывали. Аль предположил, что они опасаются, будто Дану станет стыдно за расу. Почему станет? И так уж…
И в один непрекрасный день Дан понял, что эльфы никогда не адаптируются к свободе. И потому очень хорошо, что он привез их сюда, пусть себе считают, что теперь они некоторым образом принадлежат Нируту. Пусть он нарядит их в черное, даже надо бы, тогда они будут вроде как на службе. Дан сунулся к властителю с гениальной мыслью, и тот грустно признался, что с Ивином-то никаких проблем, лекарю место найдется, а Вин, увы, всего лишь мальчик, что он моложе сейчас, чем был Аль при первом знакомстве, что в тридцать лет. «А ты ж говорил, что он маг…» – «Он мог стать магом, но Фрика уничтожила эту возможность… Он почти ничего не умеет, но это бы не страшно. Беда в другом. Фрика выжгла в нем так много, что его и не стоит учить магии». – «Ну так чему-то другому учить можно». Нирут грустно улыбнулся. «Можно. Но у него уже душа раба. Чужой игрушки. То, чего ты так боялся когда-то».
Самое досадное, что слова Нирута с горечью подтвердил Аль. Вин был слишком юн, когда попал в заложники, настолько юн, что его не имели права забирать, но кто когда соблюдал права униженной расы. Ну а потом он уже через такое прошел, что его это даже не сломало – стерло. осталась только тень. Он живет по инерции, потому что прежде его поддерживал Ивин, а сейчас поддерживают они.
Снова возникло желание уронить на внутренний город парочку вакуумных бомб. Удерживало даже не столько отсутствие каких-либо бомб, а понимание: в судьбе Вина это ничего не изменит. Эльф вовсе не чурался общества, причем любого, но Дану казалось, что чуть больше он тянется к Лиару, может, потому, что Лиар напоминает о детстве. Дан придумал ему незатейливое занятие: посылал погулять и поиграть с Чернышом, хотя вроде как нельзя бы постороннему забавляться с имперской сторожевой, да наплевать, Дан не император, а у Вина это занятие никакого отторжения не вызывало. Он, боявшийся собак, не боялся
