постоялый двор, даже не стал ужинать, а сразу завалился в кровать и попытался уснуть. Как ни странно, но это удалось. Правда, начались кошмары. Какие-то драки, чьи-то залитые кровью лица. Боль и ужас, ненависть и страдания. Полчаса мучений, потом час пытаешься прийти в себя. Не знаю, были ли это воспоминания настоящего Гордана или так выражались мои собственные страхи, но к утру я чувствовал себя совершенно разбитым и смог забыться только когда солнце уже начало вставать.
Очнулся я уже глубоко за полдень. Не умываясь (мне это теперь ни к чему), сразу отправился к кузнецу. Тот был в хорошем настроении, но, взглянув на меня, сразу перестал улыбаться и даже как-то подобрался. Молча стал раскладывать на столе мой заказ. С краю стопкой лежали квадраты заточек. Получилось очень удачно. В направляющих держится надёжно, а со свободной стороны надёжно поджаты пружинистым язычком. Я несколько раз достал квадрат — вроде нормально.
Кузнец стоял сбоку и наконец не выдержал.
— А как будешь ими пользоваться?
Я молчком достал квадрат и швырнул в его сторону. Кузнец отшатнулся, но я в него и не целился — квадрат с глухим стуком чуть ли не на треть вошёл в стоящую в углу доску. Следом полетела ещё парочка квадратов и доска, не выдержав ударов по одной линии, раскололась. Мы внимательно осмотрели её и квадраты. Сталь не самая лучшая, но несколько бросков ещё выдержат. А если бросать не в чужие доспехи, а в незащищённое тело, то может получиться очень даже неплохо. Отодвинув сюрекены в сторонку, я взялся за кастет. Кузнец предусмотрительно отодвинулся, но мне было не до глупостей. Внимательно осмотрел, примерил по руке, несколько раз врезал по столешнице. Шипы вошли в дерево на пару сантиметров, но не погнулись. Нормально, сойдёт.
Когда я взялся за нунчаки, кузнец отодвинулся ещё дальше. Но я решил проводить испытания на свежем воздухе. Нунчаки получились удачными — почти такими же, какие у меня были дома. Как раз по моим рукам, в меру тяжёлые, из очень тёмного, почти чёрного дерева. Я стал вспоминать хотя бы простейшие приёмы. Прямой хват, обратный, удар снизу, сверху, перехлёст через плечо, через спину. Несколько раз зацепил себя по голове, но с каждым движением получалось всё лучше — тренированное тело внимательно прислушивалось к моим воспоминаниям, ощущениям. И то, на что раньше уходило по несколько дней, сейчас вспоминалось за несколько минут. Потом пошли круги, восьмёрки, спереди, сбоку, связки. А когда начал крутить пару, воздух наполнился приятным низким гулом. Когда я остановился, кузнец немного настороженно спросил.
— И какой от этого толк кроме тренировки?
Я огляделся по сторонам, затем снова закрутил восьмёрки и сдвинулся к стене кузни, на которой на колышках висели всякие горшки, ведра и котелки. Несколько секунд, и во все стороны полетели обломки.
Кузнец дождался, пока я уберу нунчаки, и только после этого пошёл осматривать итоги моего погрома. С глиняными горшками всё было ясно и так, а вот искореженные вёдра и котелки он осмотрел очень внимательно.
— Никогда бы не подумал, что две палки, соединённые цепочкой, можно использовать таким образом. Но общий принцип я понял.
С верёвкой получилось более спокойно. Я немного повыделывался в духе Джеки Чана и китайских боевиков, но почувствовал, что кузнецу хочется похвалиться чем-то другим. Смотав верёвку, взялся за простые чёрные ножны, плавно потянул нож и замер в недоумении. Не, форму ножа кузнец выдержал строго. Рукоять легла в ладонь как родная, клинок одним видом внушал уважение, но вот качество… Я, привыкший к киношным сверкающим клинкам, увидел грубо выкованное железо, на котором отчётливо были видны следы молотка. Всё серенькое, невзрачное. Я покосился на кузнеца.
— А поприличнее нельзя было сделать?
Тот насупился.
— Это как?
— Ну, сделать аккуратно, наточить, отполировать.
— Тебе нужен боевой нож или красивая цацка перед девками форсить?
Я неопределённо пожал плечами.
— Одно другому не мешает.
— С девками разберёшься сам. А этот нож — лучшее, что я делал! Хоть резать, хоть колоть, хоть рубить — одно удовольствие!
Я снова пригляделся к клинку и обратил внимание на режущую кромку.
— А почему заточка такая слабая?
— Потому что железо по краю особое — его, чтобы заточить как положено, неделю пользовать надо. Но и сейчас он режет — любо-дорого смотреть. А потом заточишь как тебе нравится.
Я в сомнении провёл пальцем по кромке и ощутил лёгкое покалывание. Что за ерунда? Уже более осторожно, касаясь совсем чуть-чуть, снова провёл рукой вдоль кромки и заметил многочисленные искорки, проскакивающие между пальцами и лезвием. Кузнец тоже это заметил, вопросительно посмотрел на меня. Я пожал плечами.
— Статика, наверное.
Хотя какая может быть статика, если на мне ни грамма синтетики, а нож — не заземлённая батарея? Да и в этом случае искорка была бы одна, а не целый веер. Был, правда, в моей жизни один эпизод, который можно было притянуть за уши к этому делу. По молодости, служа в армии, я однажды залез в одну очень интересную установку. Толком не проверил схему отключения, а сразу потянулся к проводам. Тут меня и шарахнуло. От щупов остались только эбонитовые ручки, установка в дым, а я получил неконтролируемую боязнь электричества. Несколько лет потом боялся даже батарейку на языком проверить. И часы у меня после этого больше трёх месяцев не держались. Не ломались, а просто переставали работать. И статики из меня пёрло раз в десять больше, чем у любого знакомого. Вроде мелочь, но если тебя любой прибор может ударить током, поневоле станешь мнительным. Но сейчас-то почему искры?
Кузнец продолжал смотреть на меня, и я попробовал оправдаться.
— Иногда у меня бывает переизбыток силы, и тогда вот такое и происходит. А может это металл особый.
— Особый — согласился кузнец — Но со мной такого ни разу не было.
Он взял у меня нож, стал внимательно его рассматривать, и вдруг удивлённо протянул:
— Смотри-ка, синяя полоска появилась!
Я пригляделся. Действительно, режущая кромка примерно на миллиметр сменила цвет на откровенно синий. Но не тот, который бывает, когда металл перекалили, а какой-то другой, приятный.
— Может так и должно быть?
— Из-за того, что ты его в руках подержал? — хмыкнул кузнец.
Отойдя в угол, плавно взмахнул ножом, и кусок шкуры, висевший на колышках для каких-то надобностей, распался на половинки. Снова осмотрев нож, зачем-то положил на стол кованный гвоздь чуть не в палец толщиной, и рубанул уже его. Проводив взглядом разлетевшиеся половинки, снова осмотрел нож.
— Вроде ничего особенного, но такое у меня получилось впервые. И железо можно найти, и как ковать я уже не забуду. Но нутром чую, что без твоих искорок всё равно получится просто хороший нож, а не такое чудо…
С сожалением убрав нож в ножны, он подвинул его мне.
— Забирай, пока я не передумал.
Мы немного помолчали, затем он достал из угла посох. Снова чёрное дерево, низ окован железом, а навершие сделано в виде ребристого шара. Я несколько раз крутанул посох, приноравливаясь к его весу, и кузнец снова заулыбался.
— В твоих руках будет страшнее меча… Особливо для тех, кто по глупости захочет обидеть странника.
Заметив, что я пытаюсь собрать в кучу своё богатство, вытряхнул из замызганной сумки инструменты и протянул мне. Я закинул лямку сумки на плечо, взял посох, и тут дошло, что выглядеть буду странно — сумка и посох никак не соответствовали довольно приличной одежде.
