но застава — наша, значит те, что нападают — враги.
— Пеко, командуй атаку.
Наши всадники разделились, обогнули горящие избы и ударили с двух сторон. Непонятные люди, уже испускавшие победные крики, неожиданно оказались в неудобном положении. С одной стороны стена, с другой стороны пожар, а с боков подошли свежие солдаты. Но паники не было. Развернувшись, большая часть решила отойти через горящие дома и вырваться на простор. Но тут и я смог пригодиться. Как только большая часть втянулась между домов, я отправил туда вихрь, которым раньше валил деревья. Получилось страшно. Огненный смерч за несколько мгновений смешал горящие брёвна, людей, лошадей, а потом обрушил всё это огромным курганом. Крики были такими страшными, что хотелось заткнуть уши.
Оставшиеся в живых оказались в ловушке, но сдаваться не собирались. Почти полторы сотни всадников билось в узком проходе. Потом со стены поста стали залпами бить из луков в упор, и это сразу переломило ход боя, началась откровенная резня.
Я даже не стал вмешиваться. Не струсил, а просто сразу понял, что кавалерийская атака в строю — это не моё, и я буду только мешаться. Отбил несколько стрел, зарубил двоих, пытавшихся попробовать на мне свои силы. А минут через десять и так всё кончилось.
Зрелище было страшным. Всё пространство перед постом было залито кровью, изрубленные тела валялись чуть ли не кучами.
Победа досталась моему отряду сравнительно легко — трое убитых, десяток легкораненых. У Мардана было хуже — десяток убитых и человек сорок ранены.
Когда горячка боя немного спала, он подошёл ко мне.
— Вы здорово выручили нас, милорд, хотя я не представляю, как вы могли оказаться здесь.
Я протянул ему руку.
— Да вот, решил в гости заехать, посмотреть, как вы живёте.
Мардан осторожно ответил на рукопожатие.
— Спасибо за заботу, милорд.
— Да не за что. У вас часто бывают такие… стычки?
— Ну что вы, милорд. Лет десять жили спокойно. Так, отдельные банды, но такое первый раз.
— А почему?
— Да кто его знает! Ещё вчера разговаривали спокойно, а сегодня налетели и давай крушить всё подряд. Ладно хоть часовые не прозевали, подняли тревогу. А случись такое ночью, даже и не знаю, чем бы дело кончилось.
— В плен кого-нибудь взяли или перебили всех под горячую руку?
— Да вроде нескольких успели повязать. Сейчас узнаю.
Через несколько минут Мардан позвал меня во внутренний двор.
Я подошёл к пленным. Связанные, избитые, окровавленные, они по-прежнему смотрели с яростью, готовые вцепиться в горло любому, кто окажется в пределах досягаемости.
— Старший у них есть?
— Так вон же — Мардан кивнул в сторону крайнего слева — вождь племени Дарджин.
— Это имя племени или вождя? — не понял я.
— Вождя. Племя называется Дарбо.
— Он сможет говорить?
— Пятки подпалим — заговорит.
— Не надо пока пыток. Просто разговаривать он может?
— Может. И язык наш знает. Но вряд ли будет — после поражения он посчитает это позором.
— Ладно, посмотрим. Развяжите его, дайте умыться, а потом приведите ко мне. Но без насилия — чуть запоздало уточнил я.
Отойдя метров на пятьдесят, уселся на торопливо принесённую скамеечку. Минут через десять привели и Дарджина. Я указал на скамеечку напротив.
— Присаживайся.
Несколько минут мы разглядывали друг друга. Крепкий орешек. Губы сжаты. Глаза сверкают. И старается незаметно углядеть по сторонам путь к побегу. И говорить он не намерен. Скорее замкнётся в себе, пытаясь принять смерть с гордым видом. Глупости, конечно, пытки могут сломать любого. Вопрос только времени. А разобраться хотелось бы побыстрее. Я поманил пальцем ближайшего солдата.
— Верните ему оружие! — удивлённые взгляды меня порадовали, и я уточнил скорее для пленного — Я хочу разговаривать с вождём. Если ты сможешь сдержаться, то мы будем разговаривать. А если у тебя мозгов не больше чем у щенка, то ты умрёшь.
Пленник сначала не поверил, затем, когда он взялся за меч, я уже было решил, что он сейчас бросится на меня. Но надо отдать ему должное — он сумел сдержаться. Видно было, как ему хочется выхватить меч, ведь мы сидели на расстоянии удара, но он сдержался. Гордо выпрямился и замер.
Я чуть ослабил хватку рукоятки ножа.
— Меня зовут Гордан. Я хранитель леди Вероны и её земель. Возможно, ты даже слышал об мне.
— Слухи доходят и до нас — процедил сквозь зубы Дарджин.
— Сейчас меня интересует только один вопрос — почему ты решил напасть на моих людей?
— Вы топчете нашу землю, и от вас давно пора было избавиться.
Я немного опешил — судя по картам, земля была как раз наша.
— Многие годы вопрос о принадлежности земель даже не возникал и все жили в мире. Так что изменилось?
Степняк отвернулся, не желая со мной разговаривать.
— Я могу приказать своим воинам, и они сдерут с тебя одежду. Привяжут к столбу, а потом сделают тебе тысячу порезов, и ты истечёшь кровью, теряя её по каплям. Ещё можно позвать собак, чтобы слизывали твою кровь.
Снова равнодушное молчание.
— Могу палкой переломать тебе позвоночник в трёх местах. Ты будешь парализован и сможешь только есть и гадить под себя. Потом захватят твоих женщин, разложат вокруг тебя, и будут насиловать день за днём. А ты на всё это будешь смотреть, слышать, но не сможешь умереть. И каждая женщина, пока мужчины будут меняться, будет плевать тебе в лицо, проклиная тебя.
На этот раз степняка пробрало. Лицо посерело, покрылось потом. Но он продолжал молчать. Чем можно его ещё зацепить? Немного подумав, я дал новую команду солдатам.
Через пару минут между нами поставили низкий столик с закусками и вином. Я разлил вино по бокалам и приподнял его.
— А могу сделать ещё страшнее. Я верну тебе коня и отпущу.
Дарджин насторожился.
— Я соберу воинов и…
— За тобой никто не пойдёт. И даже слушать не станет. Я приказал увести твоих воинов, но они увидели уже достаточно. Что тебе вернули оружие, что ты сидел за моим столом и пил вино. Троих твоих воинов посадят на колья, а четвёртому дадут возможность сбежать. Но перед этим он услышат похвальбу моих воинов, что деньги, заплаченные тебе за предательство, окупились сторицей. Полторы сотни твоих воинов уже убили, а потом ты приведёшь ещё. Он доберётся до твоего племени, всё расскажет, и после этого тебя проклянут. Что бы ты ни говорил, как бы ни оправдывался, кто тебе поверит? Даже дети постараются забыть имя собственного отца.
Немного помолчав, я уточнил
— Как тебе понравится такое? Теперь ты можешь говорить, можешь умереть в последней схватке, это уже ничего не изменит. Теперь только от меня зависит, будут ли славить твоё имя или проклянут на все времена.
На этот раз у меня получилось. Я ударил в самое больное место — честь степняка.
Его всего корёжило, но через несколько минут он сдался.
— Что ты хочешь?
— Вопрос прежний — почему вы напали?
Степняк долго молчал, глядя в сторону.