Однако он не привык. Последним словам Перси он просто не поверил, тот вообще не внушал ему доверия, и теперь метался по комнате. Если мы вынесем за скобки то, что тигр не ходит в трусах, мы сможем сравнить его с этим зверем, находящимся в клетке.
Пометавшись в том расположении духа, которое не одобрит философ, он случайно взглянул в окно и застыл на месте. Перед домом остановилось такси, из него вышел этот мерзавец и — кто бы вы думали? — Кэй.
Мгновенно догадавшись, что сейчас они войдут, он немало испугался. Хорошо, для беседы с ними он и прибыл в Лондон — но не в трусах же! Кто будет слушать человека без брюк? Античный оратор управлялся и в тунике, но как это ему давалось!
Британская дипломатическая служба тренирует своих сынов. Другой стоял бы и мычал, Генри — действовал. Справа была какая-то дверь, и он в нее нырнул прежде, чем мы бы произнесли: «Отягчающие обстоятельства». Осталась щелка дюйма в два, закрыть эту дверь он не решился, поскольку уже открылась другая, в передней.
Послышались шаги, но и все. Он удивился. Вроде бы раньше эти двое непрерывно болтали. Генри не знал, что в кафе гад сделал Кэй предложение, а она обещала подумать. Кто думает, тот не болтает.
Гад, видимо, не думал и начал беседу:
— Наверное, Бифф у себя.
— Где ж ему быть?
— Спит, я думаю.
— И правильно.
— Пойти взглянуть?
— Нет, еще проснется.
Они опять помолчали.
— Ну, как? — спросил гад.
— А?
— Вы подумали?
— Я думаю. Надо бы снова выслушать ваши доводы.
— Пожалуйста. Я вас люблю, чтоб мне треснуть.
— Так, так. Что ж из этого следует?
Неприятно слушать, как чужой человек объясняется в любви твоей невесте, но Генри это претило еще и с эстетической точки зрения. Сам он объяснялся достойно, сдержанно, а тут что? Орет, кричит, ничего не разберешь. Но и этого мало — гад замолчал, донеслись какие-то звуки, словно там начинался второй раунд. Генри не верил своим ушам. Если гад не обнимал Кэй, не целовал ее, не вел себя с нею совершенно непозволительным образом, трудно было понять, что же происходит.
Уши не подвели. Когда Кэй заговорила, голос у нее был точно такой, какой и должен быть, если к тебе применили метод, рекомендованный Эдмундом Биффеном.
— Ух! — сказала она.
Генри не одобрил ни тона ее, ни выбора слов. Так ухают те, чьи мечты сбылись; те, кто нашел горшок золота у конца радуги. Кэй не обиделась, не испугалась, не рассердилась, но явно обрадовалась тому безобразию, из-за которого так порицали вавилонских владык.
— Пусти, — продолжала она. — Ты свое доказал.
Последующая беседа была бы противна Генри, если бы он ее слушал. Но нет; мысли его перенеслись назад, к тем минутам, когда леди Блейк-Сомерсет объясняла ему, что еще не поздно отказаться от неосмотрительной помолвки. Как она права, как права! Поистине, женское чутье. В жизни должен быть порядок, а Кэй, при всем ее очаровании, явно предпочитает произвол. К тому же приятно ощущать, что Эдмунд Биффен Кристофер не будет с тобой в свойстве.
Беседа продолжалась. Теперь говорила Кэй:
— Надеюсь, ты понимаешь, что мы спятили.
— То есть как?
— Мы ничего друг о друге не знаем…
— Прошу! Моя жизнь — открытая книга. Остался сиротой в раннем детстве. Опекун, он же дядя, послал меня в Малборо и в Кембридж. После Кембриджа — Флит-стрит. Потом — Нью-Йорк. Выгнали, вернулся сюда, поступил к Тилбери. Снова выгнали. Да, да, понятно! Ты заметила, как часто меня выгоняют, и это тебя насторожило. Но теперь все иначе. Бифф собирается купить «Терсдей Ревью», а меня поставить издателем. Сам я себя не выгоню, как-нибудь потерплю.
— Опять Бифф! — сказала Кэй. — Все зависит от него…
— Ну и что? — возразил оптимистичный гад. — Ничего с ним не случится. Остались считанные дни.
— Ему времени хватит.
— Он же сидит здесь!
— Да, правда.
— Пойдем ему скажем, а?
— Он спит.
— Ничего, проснется.
Генри нырнул в шкаф. Дверь распахнулась. Джерри собирался издать радостный вопль, но издал бульканье, какое издает вода, окончательно уходя из ванны. Потом он произнес:
— Ушел…
— Как он мог уйти?
— Посмотри сама.
— Нет, как он мог?
Джерри и сам искал ответа. Он читал о факирах, которые умеют исчезнуть здесь, собраться — где- нибудь там, но не мог причислить к ним Биффа. Значит, тот ушел без штанов. От этой мысли он похолодел, но Кэй предложила ему иную гипотезу:
— Ты не заметил, какие-нибудь остались.
— Да, наверное. Как-то он так поглядывал, словно у него туз в рукаве.
— Куда ж это он пошел?
— Ну, тут все просто. Он хотел помириться с Линдой.
— Они поссорились?
— Она с ним поссорилась. Насколько я понял, она его застала в кафе с секретаршей Тилбери.
— А та — блондинка?
— Еще какая!
Несчастная сестра вздохнула.
— Хронический блондинит. Я уж думала, он вылечился.
— И правильно. Это — прощальный завтрак. Не хотел ранить чувства бедной девушки.
— Ну, я пойду, разберусь. Ему нельзя терять Линду. С ней он не пропадет.
— Да, она приятная женщина.
— Очень приятная, а уж его — просто гипнотизирует. Скажет, чтоб не валял дурака, он и не валяет, хотя это трудно себе представить. Схожу сейчас к ней, она тут рядом работает.
— Осторожно переходи улицу!
— Хорошо.
— Не разговаривай с незнакомыми!
— Хорошо, не буду.
— И возвращайся поскорей. Я тебя люблю. Люблю, люблю, люблю, — добавил Джерри для ясности.
«Какая гадость! — думал Генри Блейк-Сомерсет, нервно суча ногами. — Нет, какая мерзость!» Гнев его пылал, а вот ноги — затекли.
Пока Джерри ждал возвращения новообретенной невесты, сквозь ковер пробивались фиалки, равно как и нарциссы, а воздух полнился тихой музыкой. Видимо, думал он, это похоже на рай, хотя вообще-то
