— Пищей ли жив он, мисс Виттекер?
— Если вы имеете в виду общество…
— Откровенно — да. Видел на днях фильм, действие происходит на Чертовом острове. Народ там, скажем так, пестрый. А здесь?
— Все гости сэра Бакстона социально безупре-эчны.
— Простите?
— Социально безупре-эчны.
— А десять раз не повторите! Собьетесь на «безупречно социальны».
Пруденс гордо промолчала.
— Теперь, — сказал Джо, — главное. Как тут обращаются с постояльцами? Буду с вами честен, мисс Виттекер. Я только что из деревни, там ходят неприятные слухи. Усталый пахарь, возвращаясь с поля, слышит порой страшные крики…
Изящная ножка начала нервно постукивать по полу.
— Я понимаю, — продолжал Джо, — я не чувствительный слюнтяй. Без дисциплины вам не управиться. Если дан приказ, чтобы все играли в крокет, а номер, к примеру, 6408 играет в классики, естественно, приходится проявить твердость. Это ясно. Если бы кто-то, на континенте, попытался улизнуть в божественный Неаполь, когда мистер Кук приказал, чтоб все отправлялись в красавицу Люцерну — что было бы? Да, да. Но одно дело — дисциплина, и совсем другое — жестокость. Между ними есть разница.
— Мистер Ва-а-нрингэм…
— Я слышал, что один из платных гостей на прошлой неделе попытался удрать, и его травили собаками. Хорошо ли это, мисс Виттекер? Человечно ли? Есть ведь границы…
— Мистер Ва-анрингэм, вы же-ла-а-э-те комнату или нет? Я занята.
— Ничуточки вы не заняты. Когда мы подошли, вы стояли и плакали о Табби.
— Мистер Ва-анрингэм!
— Мисс Виттекер?
— Же-ла-а-э-те вы или не…
— Желаю.
— Прэ-кра-асно. Пойду распоряжусь.
Она удалилась, дыша достоинством и надменностью, а Джо не стал задерживать ее, хотя ему хотелось порасспросить и о том, правда ли, что здесь в ходу американская система поощрений, и есть ли у него шансы стать образцовым, привилегированным узником.
У него были другие, неотложные заботы. Пощелкивающий хлыст сэра Бакстона вдохновил его, подсказал решение, которое он искал с той минуты, когда Табби его подвел. Теперь он хотел одного — разыскать как можно скорее Адриана Пика.
Сбежав с террасы, он пустился по крутой пыльной дороге, ведущей к «Гусаку и Гусыне».
Адриан уже позавтракал и курил сигарету на топорной скамейке, созерцая Уолсингфорд Холл. Утром много чего случилось: ему не понравилась встреча с Джо; ветчина оказалась такой же паршивой, как вчера, а кофе — еще хуже; ночью мешали спать плеск воды, бьющей о борт, и неприятный скрежет под полом, напоминавший о словах Джин насчет клуба; наконец, неизвестная птица с пяти часов утра произносила «куа-куа», как бы подражая поскрипыванию проржавевших дверных петель.
Однако на Уолсингфорд Холл он смотрел с удовольствием. Каждый кирпичик, на его взгляд, просто излучал состоятельность, а человеку, с детства томящемуся тягой к большим деньгам, греет сердце мысль, что он завоевал сердце такой наследницы. Конечно, архитектура оскорбляла утонченный вкус, но была в ней та прелесть, какая есть в австралийском дядюшке-миллионере, хотя он носит яркоклетчатый костюм и пестрый жилет. Богатству дозволена эксцентричность. Ради начинки мы съедим и подгорелый пирог.
С легким, счастливым вздохом Адриан отшвырнул сигарету и закуривал новую, когда появился Джо. Не имея желания пускаться с ним в разговоры, Адриан поднялся и двинулся к воротам.
— Куда вы? — осведомился пришелец.
— К себе, на «Миньонетту».
— Не советую.
Джо легонько пихнул Адриана на топорную скамейку, уселся сам и опустил ему руку на плечо. Адриан плечо высвободил и отъехал подальше.
— Почему это?
— Потому.
— Да что такое?
— Там человек, с которым вам встречаться не стоит.
— Э?
— Во всяком случае, шел он туда. Мой брат Табби просил предупредить вас.
— О чем?
— Он такой чуткий…
— О — чем — вы — говорите?!
— Вот о чем. Не успели вы уйти, как прискакал мой брат Табби. Оказывается, он здесь гостит. Итак, он прискакал, вопя: «Где Пик?» Я отвечаю: «Ушел в гостиницу». — «Пускай там и сидит! Сэр Бакстон гонится за ним с охотничьим хлыстом. Собирается спустить с него шкуру!»
— Что?!
— Вот и я так закричал, а Табби объяснил мне. Оказывается, вы обручены с дочкой сэра Бакстона… Это правда?
— Да.
— Тайно?
— Да.
— Вы не очень богаты?
— Да.
— Ну вот и разгадка. Сэр Бакстон сердится. Не знаю, насколько хорошо вы его знаете… Изучали его душу?
— Я с ним вообще не знаком.
— А я его знаю близко. Обаятельнейший человек, если не гладить против шерсти. Если же гладить, склонен к ярости. Не его вина… Виноват солнечный удар, сразивший его и Африке. С тех пор он так и не оправился. Иногда мне кажется, что он не совсем… э… здоров.
Адриан побледнел, так побледнел, что знакомые дамы бросились бы за одеколоном и шампанским. Он клял себя — какое безумство побудило его настаивать, чтобы Джин сообщила отцу об их помолвке! Досадно, что эти девушки так буквально все понимают.
— По словам Табби, — продолжал Джо, — старикан в бешенстве. Хочет вас распотрошить. Табби старался eгo урезонить. «Лично я не стал бы», — говорил Табби. — «А я стану! — уперся сэр Бакстон. — Погляжу, что у него внутри!» Когда на него находит, он такой. Его не остановить, пока не выпустит пары. Вот, посудите. Нормальный человек приостановился бы и сказал себе: «Я не должен его потрошить. Он же в суд подаст и запросто выиграет дело. Надо обуздать себя». Какое там! У него и в помыслах нет, в какие неприятности он вляпается. Идет на что угодно ради мимолетного удовольствия. Уложит вас на несколько месяцев в больницу, и…
Адриан вскочил как ужаленный.
— Я уеду!
— Правильно. Хотел сам предложить. А с этой баржей я вас выручу. Сколько вы заплатили за аренду?
— Двадцать фунтов.
— Пришлю вам чек по почте. А теперь — бегите! Паковать вещи не стоит, я их тоже пришлю. По какому адресу?
— В телефонном справочнике есть. Интересно, когда поезд?
— И поезда не стал бы ждать. Наймите машину.
Скаредный Адриан содрогнулся, но понимал, что совет — дельный.
