ноги раздвигает, а потом заявляет, что беременна!»
Тем временем Валетов разулся и вошел в дом. Евгения поморщилась:
– Слушай, тебе бы надо ноги помыть, а то ты тут у нас все завоняешь.
Валетов, будь он на гражданке, может, и обиделся бы, а так к запаху привыкаешь и уже ничего не чувствуешь.
– Да? – Он с удивлением посмотрел на свои пальцы. – Ну раз надо, так надо. А где мыть?
Фрол снова показался на участке и подошел к тазу, где обычно после работы любил мыть ноги сам капитан. А тут какой-то солдат садится, берет и начинает полоскать собственные копыта в его любимом тазике! А на заднем плане – Паркин приложил бинокль к глазам и едва не заорал на моющего ноги Валетова благим матом, так как на заднем плане в глубине спальни его жена разбирала кровать – подготавливала ложе, сучка! Ну все, он ее убьет сегодня, убьет! Валетов спокойно все мероприятие по помывке ног проделал и, вылив за собой культурно воду, вернулся обратно в дом.
Шаркая по крашеным деревянным доскам тапками, которые нашел у двери, Валетов вошел в кухню, где на газовой плите уже шумел чайник.
К сожалению, капитан не видел, что происходит в кухне, и, несмотря на большой соблазн обойти объект стороной, засесть в огороде у соседа и продолжить скрытое наблюдение, он остался сидеть на яблоне, чуя, просто носом чуя, что будет нечто такое в спальне, что он не должен пропускать!
Валетов, щурясь от солнечных лучей, заглядывающих в кухню, пил чай с медом и смотрел на красавицу.
– Повезло вашему мужу, – не удержался от обычной фразы в тех случаях, когда мужчина хочет подчеркнуть достоинства замужней женщины, Валетов.
– Да, – как-то вяло и обыденно согласилась Евгения, – послушай, я там хотела в спальне тумбочку переставить, ты мне не поможешь?
– Да нет проблем, – согласился Фрол и последовал за хозяйкой в спальню.
У Паркина остановилось сердце. Тем временем его жена необычно живо и бодро подошла к самому окну и, повернувшись к Фролу спиной, нагнулась.
Небольшая, но тяжелая тумбочка стояла между стеной и кроватью, и для начала ее надо было вытащить на открытое пространство. Прикинув физические кондиции ее нынешнего помощника, Евгения решила сама вытащить тумбочку из угла. Она уцепилась за нее и стала пытаться выдвинуть вперед. Тумбочка медленно, но верно выходила на открытое пространство, а Валетову оставалось только отступать немного назад для того, чтобы не мешать хозяйке вытаскивать свое добро. Он уже был рад, что самому ему не приходится ничего делать. Только любуйся попкой в халатике. Вот это зрелище! И как близко, прям под самым носом.
Порой в жизни нужна не физическая помощь, а моральная поддержка. Одна хозяйка не решалась эту тумбочку тащить, а так, вдвоем с ним, вон как хорошо справляется!
Входная дверь дома с треском открылась, и в квартиру вбежал разъяренный Паркин. Он метнулся в спальню и увидел, как его жена, повернувшись самой своей большой прелестью к Валетову, корячит тумбочку.
– Что ты делаешь?! – воскликнул он.
Валетов тем временем замер по стойке «смирно» в сланцах самого капитана и глядел на того, вытаращив глаза.
«Ну все, – думал он, – теперь мне кобздец! Сейчас заставит эту кучу в темпе марша перебрасывать с одного места на другое».
Евгения, удивленная тем, что муж так быстро вернулся из Самары, выпрямилась и подбоченилась.
– Ты что, уже приехал?
– Да не ездил я в Самару, – отмахнулся Паркин, тяжело дыша и с удовлетворением отмечая, что к его жене, похоже, никто не прикасался. Он бросил взгляд на кровать и увидел, что та застелена. Выходит, она не расстилала постель, а наоборот. Как же он сразу не догадался. – Хорош, солдат, пялиться! – скомандовал капитан. – Твое дело – щебень.
Фрол молча поспешил удалиться, чувствуя нутром, что между офицером и его женой возникла какая-то напряженность. Он быстренько забежал на кухню, сунул ложку в банку с медом, запил все это дело чаем и потом уже оказался на улице, рядом с кучей стройматериала.
Объяснив жене, что всякое бывает на службе, к чему она уже давно привыкла, Паркин с удовольствием пожевал найденные супругой в холодильнике куски, так как об обеде сегодня речь и не шла. Потом он пообещал обязательно быть сегодня вечером часов в шесть и, как показалось жене, очень даже довольный, снова отправился служить родине. Прямо вот с биноклем на груди.
Пройдя несколько домов, у Паркина что-то защекотало под сердцем, он обернулся и, плюнув на все – ведь сегодня он официально взял отгул, – снова обошел жилой массив и разместился на яблоне. Он не хотел сам себе признаваться, но, похоже, следить за собственной супругой – весьма интересное занятие.
Мелкий после обломного чаепития не стал двигаться быстрее и за следующий час принес десяток ведер, успел, зараза, снять с себя форму и подставить под теплые, весенние лучи белое после зимы тело.
Капитан не первый день служил в армии и думал, что знал про психологию солдат все. Но чтобы так откровенно отлынивали от работы – это когда Валетов просто взял и лег на землю, подстелив под себя фуфайку, голым пузом вверх, – такого он еще не видел.
Провалявшись на солнышке до обеда, Фрол скрылся за углом. Он постучал в дверь и вошел. Учуяв носом, что на плите что-то готовится, Фрол сообщил хозяйке, что как бы ему надо идти обратно в часть в столовую.
Евгения с какой-то грустью посмотрела на свои кастрюли, потом на часы, а затем опять на Фрола. В ее голове, как показалось Валетову, шла какая-то борьба одной мысли с другой. Наконец она предложила ему променять солдатскую еду на домашнюю, и Валетов с радостью согласился. Более того, он на это рассчитывал.
Ел он медленно, никуда не торопился. А тем временем Паркин, сидя на яблоне, думал и гадал, что же там такое может так долго происходить в доме, хотя в спальне никого, это точно. Он спальню в бинокль видит. Может, на кухне они? Ум-м-м.
Проерзав на дереве несколько минут, он неожиданно для самого себя быстро успокоился. А Валетов тем временем заканчивал второе и переходил снова к чаю с медом. И в этот самый момент в калитку постучали. Евгения как-то нездорово вспыхнула, вскочила со своего места и побежала открывать.
В дом вместе с ней, к полной неожиданности Валетова, вошел лейтенант Мудрецкий. Не закончив чаепития, Фрол поднялся со своего места:
– А... товарищ лейтенант, здравствуйте.
– Здорово, – небрежно бросил командир взвода, – я че-то не наблюдаю, чтобы куча уменьшалась. – Валетов медленно-медленно, как нашкодивший кот, пятился к двери. – Ты почему не сделал и половины?
– Я? – развел руки Валетов. – Ну как же, товарищ лейтенант, половину-то успеешь? Куча-то, вон она какая.
– Вперед, солдат. Пятьдесят ведер без перерыва. Я наблюдаю за тобой в окно. Если ты хоть на секунду остановишься, можешь считать, что все воскресенье будешь носить эту самую кучу туда-обратно до тех пор, пока не сдохнешь.
Перепуганный таким недобрым обращением с ним со стороны в доску своего лейтенанта, Валетов свалил из дома и принялся шуршать лопатой, загребая очередную порцию щебенки.
Мудрецкий, убедившись, что завел солдата, повернулся к Евгении. Она зашептала:
– А надолго это – пятьдесят ведер?
– На час, не меньше, – улыбался он.
Тем временем капитан с удовлетворением для себя наблюдал, как быстро начал трудиться солдат.
«Что же произошло, – думал он, сидя на яблоне, – за то время, пока Валетов не находился в поле его зрения. Что заставило солдата так быстро работать? Вкусный обед? Да, жена у него хорошо готовит. Или... или же все-таки засунул, а?»
Он не находил себе места на этом долбаном дереве, глядя на то, как интенсивно, явно проливая пот,
