жажда крови уже поселились внутри него и рвались наружу, и требовали своей законной доли!
Ратмир поставил ногу на горло поверженного врага и горделиво осматривался вокруг. Он выдержал испытание на мужество и отвагу; он доказал, что не сдрейфит, случись ему отбивать товарища или защищать эту землю от черных, враждебных сил. И теперь оставалось только одно: передавить это горло, так, чтобы услышать, как хрустнет под стопой адамово яблоко поставленного вождем вне закона чужого самца, а потом рвать зубами чужую плоть досыта, задрать голову к молодой луне и воспеть свою победу, и торжествовать, потому что ты снова выжил, потому что ты снова наверху, потому что природа доказала, что именно ты самый сильный, самый умный и самый достойный! Что именно ты – ИЗБРАННЫЙ!
Из кустов показались холодные красноватые глаза, и священник вдруг понял, что его ноги, а затем и туловище скованы холодным чешуйчатым телом какого-то мифологического то ли змея, то ли дракона, и стоит этому чудовищу лишь слегка поднажать, и не адамово яблоко отступника, а его собственное тело хрустнет и сплющится. Или наоборот – исполнится силы? Теперь он не знал даже этого.
Отец Василий пошатнулся, упал на четвереньки и, мыча от раздирающих его душу чувств, покинул тенистое укрытие и пополз прямо в центр поляны.
– Святый боже! Святый правый! Святый бессмертный! Помилуй мя! – со слезой в голосе причитал он, понимая, что теперь только Он может его спасти; только Он может остановить все это; и только Он может дать своему рабу для этого иную, а не эту, исходящую от нечистого и обвивающую его тело силу.
– Подожди, Ратмир! – остановил своего новообретенного воина Бача. – Мы не беспредельщики. Нам нужна коллективная воля!
В лицо священнику пахнуло тяжелым, удушливым дымом, и отец Василий закашлялся и завалился на бок, галлюцинируя, как последний нарк. Он уже и не понимал, что реальнее: обвивающий его тело мощными кольцами змей или эта поляна с костром.
– Что мы подарим победителю?! – громко и торжественно вопросил Бача.
– Бабу! – вразнобой заорали парни. – Самую клевую!
Отец Василий приподнял голову. Он не знал, показалось это ему или нет, но в центр поляны шла Верка... та самая, которую он спас от позорной участи около месяца назад. Причем где-то неподалеку, на таком же острове...
Верка на ходу сорвала с себя топик, обнажив то главное, чем действительно могла похвастать, и подошла к победителю. Обняла и так жарко поцеловала в уста, что даже священник, лежа в полутора десятках метров от нее, облизнул губы. Так она была хороша...
– А какое наказание вы назначаете стукачу?! – так же громко и отчетливо вопросил Бача.
– Смерть! – разом выдохнули две сотни глоток. – Смерть!! Смерть!!!
– Смерть... – не соображая, что делает, повторил за всеми священник.
В этом было что-то неправильное, что-то противоестественное; и все его существо буквально кричало, рыдало об этом, но губы твердили только это. Смерть... смерть...
Победитель, крепко прижимая к себе грудастую Верку, надавил стопой на горло поверженного врага, но Бача его остановил.
– Подожди, Ратмир! – Он повернулся к возбужденно покачивающейся толпе. – Все ли хотят его смерти?!
– Все! – как один большой человек, выдохнула толпа.
– Все ли готовы лично покарать эту гадину во имя своих братьев?!
– Все! – взревела толпа.
«Все, – как никогда ранее ясно понял священник. – Сейчас он повяжет кровью их всех. И никто и никогда больше не дернется в сторону. Потому что каждый приложит к этому свою руку...»
Невероятным усилием воли он поднял свое непослушное тело и потащил его вперед.
– Убейте его! – приказал Бача.
– Не-ет!!! – вылетел в круг отец Василий. – Одумайтесь, люди! Это же преисподня-я-а-а!
Он заорал это так громко, как не орал даже в семинарии на спор. Тогда в семинарском гулком коридоре ему удалось погасить свечи на расстоянии четырех метров от себя.
– А это кто такой? – удивился Бача. – А ну, взять его!
К священнику подлетели со всех сторон, ухватили под руки, протащили к помосту и, навалившись всем гуртом, силой поставили на колени.
– Кто ты? – царственно наклонился к нему с помоста Бача. – Как посмел нарушить священный обряд наших предков?
– Это грех... – заплетающимся языком промямлил отец Василий. – Большой грех...
– Что-то я его не слышу! – громко рассмеялся Бача. – Поднесите его ближе, я хочу посмотреть, не обделался ли он от страха...
Парни рассмеялись, подхватили попа под руки и рывком забросили на помост. Бача наклонился ниже и, было видно, узнал... По Бачиному лицу пробежала сложная гамма чувств. Парень понимал, что видит перед собой нежелательного свидетеля и принципиального противника в одном лице. Он чувствовал, что поп не остановится ни перед чем: ни перед прямым призывом к неповиновению прямо сейчас, ни перед показаниями в суде.
Бача откинулся в кресле и задумался, а священник стоял на коленях перед ним и пытался собрать силы, чтобы заговорить, закричать, воззвать к Небу, наконец!
– Убейте и этого! – устало и как-то отстраненно произнес Бача.
– Ты что делаешь, Бачурин?! – через силу выдавил отец Василий. – Тебя куда понесло?! Ты хоть понимаешь, куда тебя понесло?!
– Я сказал: убить его! – мрачно повторил Бача, но на пленного священника не смотрел – видимо, боялся встретиться с ним глазами.
Наступила такая тишина, что стало слышно, как трещит догорающий костер со «священным огнем»... К появлению чужака никто не был готов, а то, что этот дородный бородатый мужик – чужак, видели все. И это как-то отрезвляло.
– Я сказал: убить! – страшно закричал Бача. – Сжечь! Чтобы пепла не осталось!
Священник вдруг ясно вспомнил сказанные Вовчиком слова. «Бача – полный псих...» – сказал ему Вовчик.
Раздался треск ломаемых кустов, и отец Василий, понимая, что это уже ломают хворост для нового костра, печально качнул головой и обернулся. Но сзади происходило нечто совсем иное. На поляну вывалила толпа возбужденных «бойскаутов» из «младшей группы», и в руках у них извивался связанный по рукам и ногам, как баран, Вовчик.
– Мы шпиона поймали! – возбужденно стрекотала малышня. – В кустах сидел! Он все видел!
Священник вздохнул, снова поднял голову вверх и глянул на Бачу. Тот явно уже пришел в себя и смотрел на нового нежданного «гостя» с тревогой и неудовольствием.
– Ко мне его! – подал он знак.
Вовчика пнули, он упал, пополз в сторону, и все увидели, как из его штанины выползает толстый, продолговатый, отсвечивающий розовым предмет. Кто-то из малышей кинулся к нему, поднял и брезгливо отшвырнул в сторону, и сразу стало ясно, что это протез.
Воцарилась гнетущая тишина. Шпион на протезе – это было уже слишком.
Вовчик с усилием поднял голову, сплюнул в песок кровавую слюну и, было видно, криво улыбнулся. Точнее, он хотел, чтобы эта страшная гримаса боли и унижения походила на улыбку.
– Ты помнишь меня, Бача?! – хрипло спросил он.
Бача озадаченно уставился на упорно ползущего к нему одноногого парня.
– Конечно, не помнишь... – выдохнул Вовчик. – Зато я тебя помню, сука! Стукач поганый!
– Кто ты?! – побледнел Бача.
– А я рыжий Вовчик из второго взвода, – усмехнулся парень. – Теперь вспомнил?
Священник бросил внимательный взгляд на Бачурина, тот буквально осыпался крупным бисером пота.
– Ты чего-то конкретно погнал, пацан... – заплетающимся языком пробормотал он.
– Это я-то погнал?! – закашлялся Вовчик. – Я с тобой, козел, два года вместе служил, никогда не забуду!
