достойное место. Карманы в обтягивающих шортах могли вместить в себя лишь пару презервативов. Не цеплять же кобуру поверх футболки! В результате, после долгих утомительных размышлений верный газовик перекочевал в Элину сумку, разместившись между двумя полотенцами так, чтобы в случае чего его легко можно было выхватить.
Оставив машину на платной стоянке, мы по одной из натоптанных тропинок, петляющей между высоких берез, бодро зашагали на Пляж. Именно Пляж, с большой буквы. Потому что он один такой. Потому что благоустроен. Потому что привезенный невесть откуда желтый морской песок устилал берег поразительно красивого озера. И еще потому, что даже когда над городом сгущались тучи и тропический ливень грозил раздробить прикрывший живое тело земли асфальт, здесь чуть ли не солнце светило, а вода была удивительно теплой.
Пятнадцать минут в зеленом царстве, укрывшем нас от вовсю палящего солнца, пролетели как одна. Даже Эля на время притихла, восхищенная красотой родных мест, успевшей немного поблекнуть в памяти за год, проведенный на туманном Альбионе. Озеро открылось неожиданно. Только что впереди вздымались кусты красной и белой смородины с чуть поникшими от жары листьями, и вот уже водная гладь отражает подернутую дымкой голубизну и темную еловую зелень дальнего леса. Несмотря на ранний час, почти все хорошие места были уже заняты. Но, побродив немного по растянувшемуся Пляжу, мы отыскали отличное место под грустившей в одиночестве березой. Так что в нашем распоряжении были по желанию и яркое солнце, и дарящая прохладу ажурная тень. Но начали мы, конечно же, с солнца.
– Ох и поджарюсь! – счастливо улыбнулась Эля, предусмотрительно натирая «антипригарным» кремом белую, без намека на загар кожу. – А то в этой Англии можно целый месяц солнца не увидеть! Как там только люди живут?
– Хорошо живут, – лениво протянула я, растягиваясь на покрывале, – В отпуска на Канары уезжают. Ривьеры там всякие… Канны…
– Я бы тоже на Канары не отказалась. Папка в прошлом году Светку туда возил. А меня в этот чертов колледж послал. Как на каторгу.
– А ты знаешь, сколько он за эту «каторгу» бабок выложил? – раздался голос, который мы меньше всего ожидали услышать. И Светлана Семеновна Челнокова, покрытая золотисто-коричневым загаром в результате регулярного посещения дорогих соляриев, предстала перед нами во всей холеной красе.
– Здрасьте! – буркнула падчерица. – К вашему сведению, мэм, культурные люди сначала здороваются. Так меня на этой «каторге» учили.
– Здравствуйте, здравствуйте, если не шутите, – ответила жена бизнесмена, хмуро разглядывая мой, то есть ее, купальник. – Решили солнечные ванны принять?
– Будто не видно! – Эля демонстративно накрыла лицо бейсболкой, якобы прячась от солнечных лучей, а на самом деле от прилипчивого взгляда мачехи. – А вас, мэм, каким ветром сюда занесло? Да еще в такую рань?
– Я здесь на сессии, – ослепительно улыбнулась Челнокова на этот раз мне одной, поскольку падчерица все равно ее не видела.
– На какой? – от удивления Эля даже села, ловко подхватив слетевшую с лица бейсболку. – Только не говори мне, что ты учиться пошла! Иначе я от смеха скончаюсь.
– Сессии, Элечка, разные бывают, – с не меньшим сарказмом пояснила Челнокова. – Я здесь на фотосессии. Приехал фотограф из Москвы снимать меня для обложки журнала. Видишь во-он того лысика с фотоаппаратом? Вчера на приеме умолил меня позировать! Ой, мне пора. Видишь, машет? Чао. Вечером увидимся…
И Светлана Семеновна грациозной походкой удалилась в сторону нетерпеливо приплясывающего фотографа.
– Интересно, для какого журнала ее фотографировать собрались? – зло бросила моя подопечная, не отрывая глаз от покачивающей бедрами Челноковой. – Для «Российского животноводства»?
– Зря ты так, – примирительно сказала я. – Она действительно хороша. Разве ты не видишь?
– Не вижу! – буркнула Эля.
– А я вижу. И тебе советую. Соперников нужно оценивать объективно. Видеть их сильные и слабые стороны. Тогда можно играть на их слабостях и направлять силу в нужное тебе русло. Без этого не бывает победы.
– Вот еще учительница на мою голову выискалась. Пойдем лучше купаться!
С этими словами Эля вскочила и бросилась в воду, окружив себя дождем сверкающих брызг.
– Ну, давай, Ника! Иди! Вода – прелесть!
– Не пойду, – покачала я головой, – не могу своего маленького друга без присмотра бросить. И вообще, я не любитель…
– А вдруг я тонуть стану? Придется тебе тогда в озеро лезть, – не унималась моя подопечная, радостно резвясь в воде, как вырвавшаяся на волю спаниелька. Точно! Элька-спаниелька! Так и буду ее теперь звать.
– Вот когда утонешь, тогда и полезу, – отрезала я и, перевернувшись на другой бок, одним глазом уставилась в прихваченный младшей Челноковой любовный роман, а другим не выпускала из виду любительницу печатной эротики. Плавала Эля хорошо, поэтому, даже когда она отплыла довольно далеко от берега, я не слишком обеспокоилась. И правильно. Мне бы, глупой, обеспокоиться, когда она из воды вылезла! Так нет, я и бровью не повела. Пока не ощутила, как целая пригоршня воды, показавшейся очень холодной моей нагретой на солнце коже, вылилась мне на спину. Мой возмущенный вопль дополнил веселый девчоночий смех, и Эля со всего маху упала рядом на расстеленное поверх желтого песка покрывало.
– Ну-ну, не ворчи, – примирительно сказала она, откусывая яблоко, – тебе просто необходимо было охладиться. А то тепловой удар хватил бы – столько на солнце лежать!
Я, конечно, еще поворчала, но, решив, что устами младенца глаголет истина, перебралась в тень скучающей в полном безветрии березы. Так потекли наши блаженные часы в единении с небом, солнцем и водой, которой Эля с садистским блеском в глазах не забывала обдавать меня после каждого купания.
Книжка была дочитана почти до конца, и солнце, растеряв свою мощь, уже склонялось к темнеющему на дальнем берегу лесу, когда я увидела, что купающаяся Эля вдруг как-то странно дернулась и без единого крика ушла под воду. Это не было похоже на обычное ныряние. За миг до того, как ее голова скрылась под сияющей водной гранью, я различила на хорошеньком личике неподдельный испуг. Я думала об этом, изо всех сил колотя ногами и руками по ставшей почему-то очень вязкой воде. И, достигнув места, где, как мне казалось, видела Элю в последний раз, уже набрала в грудь побольше воздуха, собираясь нырнуть. И едва не нахлебалась воды, когда Элина бедовая голова появилась в каком-нибудь метре от меня и победно заявила:
– И все-таки я затащила тебя в воду!
Каюсь, первым моим желанием было утопить эту русалку, чтобы уже раз и навсегда отмучиться. Пришлось изо всех сил сжать зубы и, развернувшись, молча поплыть к берегу.
Когда на расстеленное под березой покрывало упала длинная предвечерняя тень, никто из отдыхающих не обратил на это никакого внимания. Как и на то, что обладатель тени – высокий накачанный парень в черных очках и ярко-зеленых плавках, на несколько секунд присел возле одинокой пляжной сумки. А потом, неспешно выпрямившись, ровной походкой удалился в неизвестном направлении. Так что когда черноволосая купальщица с лицом разъяренной мегеры рухнула поверх узорчатого покрывала, никто не сообщил ей о странном визите.
– Ну Ника! Ну прости, пожалуйста! Сколько извиняться можно?! – Эля не находила себе места и, демонстрируя поочередно равнодушие, обиду, возмущение и, наконец, раскаяние, пыталась меня разговорить. Но давний страх держал крепко и я, даже простив несносное создание, все никак не могла вернуться из прошлого, затянувшего меня словно холодный глубокий и смертельно опасный омут.
Такой омут был на реке, питавшей наш город удивительно чистой и вкусной водой. Его знали все от мала до велика. В раннем детстве мамы и папы подводили мальчиков и девочек к крутому берегу и, указывая на омут, говорили: «Смотри, зайка, это – дом Водяного. Никогда не подплывай к нему. Никто и никогда оттуда не выбирался. А ведь мамочка (папочка) не хочет потерять тебя, солнышко». И это была чистая правда. Никто из тех, кто по удали, неосторожности или пьянке попадал в омут, так и не сумел
