а этого ты не видел... Адриана. Он страшный... я не знаю, как я могу оставаться тут, нужно бежать без оглядки куда-нибудь на юг Африки... М-мадагаскар, только подальше от него... но меня просто тянет каким- то магнитом... он жуткий и самый лучший... вот.
Это имя – Адриан – произвело впечатление удара молнии. Влад резко повернул голову и скороговоркой произнес:
– Как ты сказала?
– А... что именно?
– Адриан? Ты ведь именно это имя назвала?
– Да... Адриан. А что? Ты его знаешь?
Несмотря на темноту и судорожные, рваные блики светового шоу, Свиридов успел заметить, как тень конвульсивного животного страха перекосила ее лицо: как будто она почувствовала, что сказала непозволительную глупость человеку, который, быть может, передаст ее неосторожные слова тому, кто вызывал у нее такой страх и одновременно какое-то неизъяснимое, цепкое, ни на секунду не отпускающее чувство преклонения и благоговейного трепета.
– Нет. Просто ты так говорила о нем, что я почувствовал ревность.
Это был верный ход. Девушка как-то сразу расслабилась, и на ее лице появилось нескрываемое облегчение и нечто очень смахивающее на радость: Влад удачно польстил ее женскому самолюбию.
– Да он совсем другой, чем ты... ты все не так понял, Алеша... просто...
Катя явно замялась: вероятно, в ее одурманенное возлияниями сознание начала грубо, неудержимо вторгаться мысль, что она говорит ненужные и опасные вещи – опасные прежде всего для нее самой.
– Редкое имя – Адриан, – проговорил Свиридов и поднялся со своего места.
– Ты куда? – испуганно спросила она.
– Я же на работе, Катя. Если я буду сидеть сложа руки и говорить с тобой о разных занимательных вещах, то это может не понравиться Николаю Алимычу.
Девушка хрипло засмеялась.
– На-а-алимычу? Да что он значит? Он «шестерка»... только и знает, что укладывать девчонок под всяких выгодных ему уродов... вроде тебя!
Она с силой толкнула Влада куда-то в район бедра, он чуть пошатнулся и, с ироничной усмешкой погладив ее по голове, направился от столика к выходу из клуба, где сегодня сидел на фэйс-контроле.
...Девчонка явно в состоянии аффекта, думал он. Говорит об Адриане, хотя это имя явно жжет ей губы. Адриан... этого редкого имени не забудет и он, Влад Свиридов. И если она в самом деле имела в виду Адриана Панича, человека со множеством имен и со множеством лиц, то, в таком случае, ей может угрожать опасность.
Никогда не стоит произносить всуе имя Адриана Панича.
Возможно, она видела его сегодня, и его поведение внушило ей тревогу, и теперь она напилась, чтобы заглушить это упорно прорастающее, словно трава сквозь асфальт, смутное, будоражащее и тоскливое чувство обреченности.
В этот момент в фойе клуба вошел Иван Сергеевич Тихомиров, в девичестве Афанасий Фокин. Его появление прервало бесплодные размышления Свиридова.
– А, мое почтение! – воскликнул он, увидев Свиридова. – Рад тебя видеть, Леха. А то тут обычно торчат мерзкие хари вроде уволенного на прошлой неделе Кирюхи Казакова.
– У него, конечно, не мерзкая, – пропела античная гардеробщица, кокетливо теребя край своей белой туники, – а вот у тебя, Иван Сергеич... почему ты позавчера пробил «стрелу», а, мерзкий тип? Ведь обещал же прийти, сукин ты кот!
Афоня и тут в своем репертуаре, усмехнулся Свиридов. Вовсю канифолит мозги девицам, динамит их направо-налево, а потом банально кидает.
– Извини, дорогая, я был очень занят, – скроив соболезнущую мину, пропел в ответ Афанасий. – У меня был срочный инструктаж для...
– Да знаю я, кого и как ты инструктируешь, – отмахнулась та, – ладно, свободен. Можешь проходить, на сегодня расчленение отменяется. Иди, иди... если, конечно, тебя Алексей пустит.
– Пустит, – весело ответил Фокин, которого весь этот монолог нисколько не задел, – мы с ним уже свои люди. Как я тебя на спарринге припечатал, а?
– Угу... один раз, – буркнул Влад, – а я тебя три. И в тире я тебя по очкам...
– Да охота тебе вспоминать всю эту статистику, – перебил его Фокин, – пойдем лучше выпьем. Или тебе нельзя – на работе-то?
Влад хотел сказать, что, вероятно, не стоит, но поднял глаза на улыбающееся лицо друга, который хоть и не узнавал в нем Владимира Свиридова, но продолжал свято верить в то, что он уцелел... и невольно улыбнулся в ответ:
– Конечно, какие разговоры! Вместо меня тут Дима с Максом постоят, пока мы с тобой...
Он хотел прибавить: «Афоня», но вовремя спохватился и сделал сидящим на некотором отдалении двум охранникам короткий повелительный жест. Фокин пристально посмотрел на него, но ничего не сказал.
В зале Влад прямо направился к столику с Катей, Афанасий следовал за ним.
Здесь он застал смехотворно выглядящую со стороны, но, быть может, в чем-то драматичную сцену.
Катя уже не сидела за столиком, она стояла в двух метрах от него, а над ней громоздились фигуры двух здоровенных парней – вероятно, из числа охраны «Центуриона». Один из них махал руками и смахивал с лица остатки салата, секундой ранее запущенного в него Алой Пантерой. Второй жестикулировал менее энергично, зато с силой тащил девушку за руку, вероятно намереваясь выдворить ее из клуба.
Свиридов несколькими широкими шагами достиг охранников и, сжав пальцы на запястье здоровяка, вцепившегося в Катю, проговорил:
– В чем дело?
Тот поднял на Влада полный недоумения и свирепости взгляд.
– В чем дело, дорогие мои? Какой наглец осмелился... сломать двери в царское помещение? Разве их для того делали, чтобы вы их ломали?
Этот монолог из какого-то кино закончился сдавленным стоном несчастного парня: Свиридов так стиснул ему руку, что едва не хрустнули кости. Парень отпустил локоть Кати.
Та, изощренно матерясь, рухнула на стул.
– Да мы просто хотели сказать ей, что так вести себя не стоит, – скороговоркой выпалил второй охранник, тот, что был перемазан салатом, – вы, Алексей Валентинович, не подумайте чего такого... просто она кинула стулом в иностранца...
– Каким стулом? – озабоченно переспросил Свиридов. – Жидким?
– Да нет, деревянным... в иностранца. А мы хотели сказать ей, что так поступать не стоит, хоть она тут и работает. А она швырнула в меня салатом и пообещала Саньку оторвать, извиняюсь за выражение, яйца.
– Чего ж тут извиняться? – добродушно проговорил Свиридов, отпуская запястье и без того пострадавшего от попустительства Алой Пантеры Санька. – Вот если бы на самом деле оторвала, тогда другое дело. Ладно, идите, ребята, я сам проведу с ней воспитательную беседу.
Охрана ретировалась.
– Быстро ты их, – одобрил Фокин, – грозишь сделать головокружительную карьеру. Первый день работаешь, а они тебя уж по имени-отчеству.
– Ты что, Катька, с цепи сорвалась? – спросил взъерошенную девушку Свиридов. – Зачем ребят обижаешь? Они же на работе.
Она вскинула голову и обожгла Свиридова яростным взглядом. Впрочем, ярость быстро угасла и сменилась растерянностью.
– Я думала... я думала...
– Что ты думала?
– Я думала, что это из-за... из-за него, – выдавила Катя, не сводя с Влада остановившихся невидящих глаз.
– Из-за кого?
