Туманное Звено. Стихотворения

живая стекловидная звезда.

На скрытую звезду, на это семя,
на сердце бы взглянуть, надев очки…
Но, разумом удвоив жизни бремя,
играем мы с бумагой в дурачки.

ЛИСТ

Мы знаем лист бездушный для письма
и лист, рожденный деревом деревни.
Они теперь расходятся весьма,
но был меж них звеном папирус древний.

Таинственно явившись из цветных
худых лоскутьев белыми листами,
бумага не забыла о портных,
крививших ноги долгими крестами,

о тряпках, истлевающих в узле,
о вероломной праздничной одежде,
о жалких ожиданиях, о зле,
о несбывающейся здесь надежде…

От книги к жизни строили мы мост,
но виснут сваи в воздухе местами.
Как ящерица, дав нам только хвост,
жизнь скроется под желтыми листами.

И всё ж древесный лист пробьет кору
и вылезет, блистая вешним клеем…
А ты, душа, сгоревши на ветру,
оставишь лист бумажный — мавзолеем.

ЛЕКАРСТВО

Скорее на скале созреет нива,
чем бытию с поэзией дружить.
К несчастию, поэзия ревнива —
она почти что не дает нам жить.

Она сопровождает нас повсюду,
она метлой несет на крутизну,
она, в котле колдуя, тряпок груду —
цветное — превращает в белизну.

Белись, белись на черный день, бумага:
ты мне послужишь в голод молоком.
Но, веселя мне голову, о влага,
ты вывернула жизнь мне целиком.

Тебе, необычайному лекарству,
мы страшное значенье придаем.
Царь отдавал за Душеньку полцарства,
а мы живот за душу отдаем.

ПУСТЫНЯ

Ужели в третий раз поет петух,
ужель столь поздний час, вернее ранний?
Еще свечи остаток не потух,
а свет уже вздымается в тумане.

О зыбкий час меж сумраком и днем!
Еще не стары мы, уже не млады.
Еще полуденным горим огнем,
уже вечернему покою рады.

Идя чрез этот свет во тьму из тьмы,
на жертвенность глядящие бесстрастно,
осуждены словами мерить мы