Туманное Звено. Стихотворения

всё потеряв, мы всё находим вновь,
пред тем как лечь для тления под плиты.

ТРЕУГОЛЬНИК

Обычно угловат над морем мыс,
кончается углом рисунок лодок,
краеугольна печь рыбачьих мыз
и треугольны головы селедок.

Глаз маяка, от солнца золотой,
слепит рыбачий глаз, как рыцарь шпагой.
Широкий пляж с янтарной мелкотой
распластан между дюнами и влагой.

Почти забыты мною латыши,
остыла я к воде и к водолазу,
но первый угол здания души
я прислоню к либавскому лабазу.

В окне дитя, схватившись за косяк,
в матроске сине-красной с белым бантом,
висело как живой трехцветный стяг,
воскресным увлекаясь музыкантом.

К несчастью, музыкальный город был
настроен на дождливую погоду,
и чайки, снизив треугольник крыл,
зигзагами предсказывали воду.

Но вдоль квартир, имевших вид змеи,
картонная меня возила лошадь,
а в сквере ноги быстрые мои
сверкали в Треугольника калошах.

Подняв три церкви равной высоты
(о, свод с тремя небесными ногами!),
казался город мирной суеты
треножником, стоящим над снегами.

Морской старик с соленой бородой
тремя зубцами бился там о гавань.
Был треуголен парус над водой,
в которой плотник Петр Великий плавал.

С убийственной длиною шли дожди,
стремительно шел ветер, влагой полный,
и сногсшибательные, как вожди,
шли к берегу трехъярусные волны.

ГАВАНЬ

Купаясь в океанской пене,
портовый спуск лишен травы,
но крыты нижние ступени
зеленым илом синевы.

С жезлом — враждебной контрабанде
свет зажигая до зари —
прошел фонарщик. По команде
упали в воду фонари.

Девчонку в пепельной рубахе
на дальний буер отнесло.
Приснились ей в последнем страхе
и рваный веер, и весло.

В морской часовне гаснут свечи.
В жаровне жарят камбалу.
И, раздвигая мерно плечи,
матрос гуляет на балу.

Свирепый ветер кулаками
срывает с палок паруса,
но и сегодня с рыбаками