который пламенем был обработан.Скользил металл на приводном ремне.Еще пыланье в глыбе не угасло —и что ж? ее разрезали при мне,как режут плитку сливочного масла.Вот мысли каждой амазонки (вслух):чтоб можно было наше сердце резать,старайтесь прежде привести наш духк составу размягченного железа…Тут героиня замолчала вдруг,и снова автор повесть продолжает.Но не пора ль ее закончить, друг?кровь стынет, а бумага дорожает.
ЭДЕЛЬВЕЙС
От героизма тянет холодком:не влажной стужей низменных кувшинок,а благородным воздухом вершины,украшенной единственным цветком.Изысканный по форме и по цвету,теплом не избалованный цветок!Неправы те, кто привлечет к ответутебя — за твой высокий холодок.
ЗАКАТ
Не помню — в Нарве или в Риге,зимою (между школьных лет)в одной народовольной книгея видела ее портрет.Она была на нем подростком,в косынке, вязанной перстом,с губою нежною и жесткой,с уже намеченным крестом.Деревья крепостного сквераи длинный двор того жилья,где столько лет томилась Вера,осматривала в детстве я.Мне снился сон: решетки окон,граниты стен, свинец Невы,и тумбы пред чугунным блоком,и муть рассветной синевы.Крылатый конь парит при этомнедвижно за плечом моим…Так, на рассвете став поэтом,осталась до заката им.
ЧЕТВЕРТЬ ВЕКА
Живу я на чужбине четверть векаи научилась в этой сторонеискать в герое просто человека,геройское оставив в стороне.Когда весною свод большой и синийгорит над сводом тюрем гробовых,слабеет сердце даже героиникак сердце женщин самых рядовых.О героине, двадцать лет прожившейв застенке, омываемом Невой,но все же о любви весной тужившей,