Правее меня метров на пятнадцать уже «работала» высокая брюнетка в черном платье. Типичная фермерша на внешний вид – крупная девка с почти мужскими ухватками. Нужно будет как следует поинтересоваться у нее: на какой ниве хлеб легче; Бруно сказал, что она из «ости» – бывшей ГДР, – может, и помнит еще русский язык.
Передо мной разворачивалась панорама обычного вечера. Прошвыривались поддатые посетители скверненького кабачка «Либиха», гоготали компашки парней, ищущих веселого отдыха после хлопотного дня. Кто-то из девушек уходил с клиентами, кто-то переругивался с соседкой, лениво выкрикивая через улицу литературные ругательства. Вот и маленькая Ингрид тоже пропищала что-то полненькой Анне.
В ответ заржали парни, проходящие мимо, и затормозили рядом с Анной, выясняя, понравилось ли ей, что ее назвали беременной свиньей. Дело шло к тому, что Анна точно получала клиента. Ингрид даже подпрыгивала от злости: туповатая Анна работала лучше ее, а соперничество у них зародилось еще в детстве – они были сестрами.
Карл Алоизович уже выгуливался, щурясь по сторонам выцветшими глазенками. Первые полчаса его променада были как бы бесцельными, но сейчас он направлялся, кажется, в мою сторону. Я непроизвольно состроила рожу в пространство: за неделю мне так надоело видеть этого гадкого старикашку, что возможность пообщаться с ним настроения не прибавляла.
Он действительно остановился около меня и что-то сказал. Я отрицательно покачала головой и сказала, что занята: Тео снабдил меня словарным минимумом на такие случаи. Мерзкий граф, однако, очень хотел со мною поговорить – не уходил и продолжал негромко шпрехать. Пришлось отойти мне. По его улыбочке и без словаря было видно – уговаривает, а мужики способны это делать очень долго и настойчиво. Это же не работать.
Когда через пять шагов я оглянулась – старый ветреник уже кружил вокруг той крупноватой «ости». Она оказалась точно из колхоза: стоит, болтает с этим старым сластолюбцем и даже начала уже кокетничать.
Я закурила. Всем своим видом показывала, что скучаю, но не теряла из виду свой объект наблюдения. Еще пару недель, и я буду точно знать, что на него совершат покушение, а на третью неделю стану на это надеяться.
Карл Алоизович всерьез увлекся беседой с «ости», причем дело у них пошло гораздо дальше обычного разговора. Неинтересно было смотреть на ужимки этого устаревшего ловеласа, но приходилось. Странно: неужели эта дочь полей думает, что прилично на нем заработает? Скорее всего у нее давно не было клиентов.
Взявшись за руки, карикатурная парочка – иначе не скажешь – направилась ко входу в «Либих». Через пять минут мне уже делать было нечего на улице, но я достояла до того момента, как в комнате Берляйна зажегся свет. Только я подумала, что вахта теперь перешла к Зонненкурту, как свет потух. Старый пень трахается всегда при свете – иначе он не умеет; значит, у них сейчас другое дело. Не занимается ли он еще наркотой? В таком случае это будет утешительным призом Зонненкурту.
Я решила подождать: вдруг граф опять выйдет, но вместо него из отеля вышла «ости» и закурила, встав в стороне. Постояв несколько секунд, она не торопясь отправилась вдоль по улице, в направлении Гертнерплатцтеатра.
С другой стороны показался медленно ехавший мотоциклист. Казалось, он кого-то разыскивает – постоянно вертит головой. Что-то в нем мне показалось знакомым, но это был не Тео. Такая прихотливая прическа и эксклюзивная манера сидеть на мотоцикле скорее напоминала…
Не успела я додумать до конца эту мысль, как сверху раздался крик. Я подняла голову. Окна квартиры Карла-Алоиза были снова освещены, из одного высовывался на улицу почти трезвый Петер, махал руками и указывал рукой вниз.
Мотоциклист поравнялся со входом в «Либих» и покатил дальше.
– Герберт! – узнала я. – Ищет или меня, или Тео… – Но не эта мысль была основной сейчас. Люди снизу стали обращать внимание на Петера, который продолжал вопить.
Тут произошло неожиданное. Решив, что это не просто так, я вышла на проезжую часть и, убыстряя шаги, начала догонять «ости».
Герберт почти уже поравнялся с нею, когда она, проходя мимо Ингрид, вдруг схватила ее за плечи и с силой толкнула под мотоцикл.
Визг девушки и скрежет по асфальту упавшей машины слились в один режущий слух звук.
«Ости» подскочила к мотоциклу, ударом ноги в голову успокоила Герберта, упавшего под своего мустанга, придавившего себе ногу. Подхватив мотоцикл за руль, она рывком поставила его на колеса, причем заднее вновь наехало на Ингрид и та закричала.
«Ости» оглянулась на меня и сделала движение рукой, подняв ее к голове.
Парик! – как током уколола меня эта мысль. Я, продолжая идти, была уже шагах в пяти от мотоцикла. «Ости» перекинула ногу и рванула вперед – зарычал мотор.
– Клаус! – заорала я.
Клаус – конечно, это был он – оглянулся назад, но не понял, кто кричит. Из-за угла справа выбежал полицейский в гражданском и выхватил пистолет.
Если в него не попадут с двух выстрелов, он уйдет – подумала я. Так и получилось.
Полицейский промахнулся, Клаус, завернув за угол, исчез.
Сзади послышался топот. Я оглянулась. Запыхавшийся Зонненкурт, размахивая пистолетом, прибежал как раз вовремя. Мы посмотрели друг на друга. Я промолчала, потому что была ограничена в выражениях своих эмоций. Он же молчать не стал. Поглядев на его перекошенную физиономию, я отвернулась.
Подкатила полицейская машина, и почти сразу же Тео на своем ревущем звере.
– Прыгай давай! – крикнул он.
Опытным движением – сколько миль накатано! – я пристроилась сзади, и мы рванули.
Через матюгальник Зонненкурт проорал нам из машины какую-то фразу.
– Что это он сердится? – крикнула я в ухо Тео.
– А я не слышал, – ответил он.
Заложив крутой вираж, мы вписались в поворот. Клауса уже и здесь видно не было – начал петлять.
Промчавшись вперед, Тео встал у перекрестка.
– Куда дальше? – спросил он меня.
– Если бы я знала!
Мимо нас пролетела машина Зонненкурта и свернула направо.
– Едем? – Тео, не дожидаясь ответа, повернул руль, и тут перед нами вырос полицейский.
После недолгих объяснений – поспорь с полицейским в Германии! – Тео закивал согласно головой, развернул мотоцикл, и мы медленно поехали в обратную сторону.
– Зонненкурт приказал нас задержать? – спросила я у него.
– Нет, не задержать. Нас велено не пущать.
Мы вернулись к «Либиху». В машину «Скорой помощи» уже погрузили Ингрид, а теперь вкатывали на носилках Герберта.
У входа в отель стоял полицейский и твердо смотрел перед собою.
Тео сошел с мотоцикла и пошел в быстро увеличивающуюся толпу – за новостями.
Вернувшись довольно скоро, он доложил:
– А Берляйн-то умер! Этот киллер, наверное, по затылку ударил его чем-нибудь. Труп в комнате, никого не пускают. Петер-алкаш услышал крик и, допив стаканчик, пошел посмотреть. Ему платили за охрану.
Тео достал рацию и вызвонил Зонненкурта.
– Они потеряли его, – сказал он мне через несколько минут.
Мы с ним посмотрели друг на друга, оба сплюнули.
– Поехали на нашу квартиру, – предложила я.
– Равиолей купим, – поддержал меня Тео.
