Дрэян резко обернулся, взглянул, будто накинул невидимый кокон поверх его высокомерно запрокинутой головы:
— А вам не кажется, что вы забываетесь, гвардеец?!
— Поединок?!
— О, зимы и вьюги! Перестаньте! — зашептали со всех сторон.
Дрэян резко расправил заляпанный кровью плащ покойного Ко-Этла, набросил его себе на плечи:
— Поединок!
— Да успокойтесь, господа! Нам нельзя здесь больше оставаться! Уходим, пока никто не заметил!
Гнев, ревность, соперничество прибавили Дрэяну сил. Он закрылся мороком громадной черной кошки и, выдернув из ножен свой стилет, бросился на Саткрона.
Услышав рев обезумевшего зверя, который, растопырив когти, полетел на него, Саткрон оробел, но вовремя спохватился, что это лишь для отвода глаз. И главное здесь — угадать, где находится вооруженная рука противника, спрятавшегося в образ зверя.
Удар лапы пришелся по груди молодого человека, но не нанес вреда. А вот плечо отпрыгнувшего Саткрона обожгло резкой болью. Из раны брызнула кровь.
Кошка пролетела за спину врага, перекувыркнулась в траве, сминая кусты и цветы на клумбе.
— Остановитесь! — завопил кто-то уже почти в полный голос.
Саткрон полоснул зверя стилетом. Кошка вскрикнула голосом Дрэяна, и морок сгинул.
Командир перекинул оружие в левую руку, а правой зажал разошедшуюся кровавой пастью щеку. Пятен на его трофейном плаще прибавилось. Опрокинув соперника навзничь, он стал бороться с ним на земле, пачкая одежду его и своей кровью. Никто не имел права вмешаться: Поединок есть Поединок.
Саткрон обеими руками сдерживал кулак Дрэяна, а будто сросшееся с пальцами командира лезвие стилета металось у него перед глазами и неуклонно приближалось к лицу.
— Ты победил, — сдался Саткрон, потому что умирать ему не хотелось, да никто из свидетелей и не осудит его сейчас за отступление.
Дрэян сам решил свою судьбу. Он нажил себе опасного врага. Прежде, несмотря на все столкновения, Саткрон относился к нему лояльно, а вот теперь… Теперь он пойдет на все, чтобы избавиться от препятствия в лице командира.
— Господин Дрэян, он признал! — видя, что тот не намерен отпускать соперника, засуетились гвардейцы. — Завершите Поединок! Пора уходить!
Несколько человек уже кинулись расправлять кусты и посыпать песком кровь на дорожках.
— Куда дели их орэмашину? — поднимаясь на ноги и по-прежнему прикрывая ладонью раненую щеку, как ни в чем не бывало спросил Дрэян.
В сторону побежденного Саткрона он даже не взглянул. Тому стало дурно от потери крови, и подчиненные, подставив плечи, увели его прочь.
— Один из наших орэ-мастеров должен спрятать ее в пещерах Виэлоро или взорвать в горах, командир, — ответили Дрэяну. — Точно неизвестно…
— Хорошо, значит это уже не наше дело. Быстро уходим отсюда…
Затаившийся в зарослях жасмина человек еще долго не мог заставить себя пошевелиться. Он лишь ловил ртом спертый воздух и отчаянно думал, как же теперь жить со всем, что внезапно для себя он узнал этой ночью…
Она проснулась оттого, что продрогла. Утром выпала роса и снова насквозь промочила высохшую за ночь сорочку.
Ормона сладко потянулась. Давно ей не удавалось поспать так долго и так крепко, без мучительных пророческих сновидений, все чаще донимавших ее сознание. И даже несмотря на холод, ей сейчас было необыкновенно хорошо. Ей всегда было хорошо после таких ночей рядом с ним, но сегодня все было чуть иначе, и она не понимала, в чем дело.
Она раскрыла глаза и посмотрела на подмигивавшие ей предутренние звезды. Рядом мерцало огнями дальних фонарей озеро, а сама она в какой-то бесконечной истоме, усиливавшейся при каждом прикосновении к телу, лежала на мягкой траве бережка, и вставать ей совсем не хотелось. Ормона провела рукой между бедер, возбуждающе горячих, влажных и скользких, сжала ладонь ногами и глубоко, легко вздохнула, вспомнив каждый миг минувшей ночи. Он уже успел по своему обыкновению куда-то удрать, но будить ее не стал, принес из гамака плед и укрыл, да только от росы под пледом стало еще холоднее, вот сон и сбежал в самые сладкие минуты рассвета вслед за Сетеном.
Что-то светлое мелькнуло справа от нее, и женщина резко привстала. Она давно уже привыкла, что никакая местная фауна не смеет подобраться к ней без ее на то желания, а это было, кажется, какое-то насекомое, и оно исчезло сразу же, как только ощутило на себе внимание человека.
Ормона насторожилась. Это точно не насекомое. Оно несет в себе привкус второго мира — можно сказать, отчасти оно еще там, но для чего-то проявилось и тут…
— Ты по мою душу? Пришло время, да? — она грустно усмехнулась. — Жаль… Ну так когда же? Я не испугаюсь, говори, как есть!
Из-за плеча ее выпорхнула призрачная серебристая бабочка-паутинка и разлила в ее душе безмятежность.
— Ч-что… что это значит? Как это понимать? Ты откуда? Ты вообще кто?!
Смутная догадка мелькнула, робко коснувшись сознания. Ормона, конечно, чувствовала в себе что-то, чего еще никогда в жизни не испытывала, но в том-то и дело, что сравнить ей было не с чем, и она в каком-то отупении лихорадочно перебирала в голове, какой из подвохов уготовило ей мироздание на этот раз.
— Ты кто? Как это возможно?
Ормона распознала женский «куарт» — паутинка-бабочка этого захотела и дала подсказку. Голова закружилась, а перед глазами все поплыло в преддверии обморока. Вот о чем предупреждал Паском, не желая рассказывать подробностей! Она умрет как личность. Родившаяся у нее девочка отберет у нее себе память точно так же, как когда-то при рождении память матери перешла к ней самой, к той, которой не должно было существовать! И мать стала пустой бессмысленной тенью, оболочкой, и все считали ее теткой Ормоны, а мать не только не возражала, но каждое утро, услышав фальшивую историю о погибшей в родах сестре, считала собственную дочь племянницей. Вот, значит, какая судьба уготована и ей самой, вот ради чего Природа измывалась над ней все эти годы, ломая и заставляя ее считать себя безжизненной пустыней, обителью миражей без признаков духа…
— Я не хочу такого! — проговорила она вслух, адресуясь к появлявшейся и пропадавшей паутинке. — Мне был нужен только мой Коорэ! Я не желаю становиться проводником в этот мир для кого попало! Пусть лучше никак, чем так! Убирайся, ищи себе другую — неразборчивых на свете полно!
Ормона отбросила тяжелый холодный плед и вскочила, уже намечая план действий по изгнанию врага из собственного тела и перечисляя по памяти ингредиенты состава специальной настойки, хотя пользоваться ею прежде еще не доводилось — она просто о ней знала. Чем скорее это сделать, тем лучше, потому что «куарт» появляется немного раньше, чем его будущее вместилище прочно закрепится в чреве и начнет расти. Пока это всего лишь фантом, и на физическом уровне его, по сути, еще нет…
Мотылек просто сел ей на плечо, и вместо слов в душу женщины снова заструился бальзам спокойствия. Никакого вреда не будет, «куарт» пришел не для того, чтобы брать, даже напротив — он готов отдавать, просто его ждут… Его ждет Коорэ.
— Са… Саэти?! — подавившись воздухом, выговорила Ормона. — О, Природа! Но ведь… А Паорэс? А Эфимелора?..
Она вспомнила, что вчера уже отдала амулет орэ-мастеру, что уже выстроила надежный план по спасению Эфимелоры из-под власти деспотичных северян… и ей вдруг стало все это убийственно безразлично и даже немного смешно! Сетен прав: разве кому-то когда-нибудь было дело до нее, до нее самой?! Даже он только с возрастом стал умнеть, и то с переменным успехом… Кто-нибудь, кроме него,
