но ее видно, как на ладони. В их семье всем заправляют женщины. И так было всегда. Но не потому что женщины такие сильные, а из-за того, что мужчины там еще слабее. Женщины их капризны и прихотливы. Чуть что — хватаются за виски и жалуются на нездоровье, и тогда мужья начинают прыгать вокруг, пытаясь им угодить…
Ормона так вошла в роль, что сама не заметила, как подскочила и стала показывать все в лицах под хохот мужа, оставшегося на месте, в гамаке.
— А когда в их семье рождается девочка, они носятся и с ней, пока она малышка. Уси-пуси, Танрэй, какой у тебя великий… «куарт»! Какая ты вся… избранная! В итоге Танрэй настолько проникается идеей о своей предназначенности в попутчицы величайшему из великих — Алу, что перестает чего-то добиваться сама. И когда из милого цыпленочка выросла такая же милая квочка, выясняется, что она ничего не умеет…
— Подожди, ты это серьезно?
— Что?
— Ты серьезно считаешь ее профессию никчемной?
Ормона отвернулась, закатила глаза к небу, изучая кроны тропических деревьев, и раздраженно присела возле него в гамак:
— Нет. Не считаю. Но в ее исполнении эта профессия никчемна.
Тут и Тессетен привстал с подушки, облокотившись на руку:
— А давай заключим с тобой пари, что эта девочка сделает многое при помощи только собственных знаний и сердца?
Жена снисходительно покосилась на него, чуть поколебалась и наконец кивнула.
Глава седьмая,
в которой Фирэ находит свою попутчицу Саэти и утверждается в мысли о том, что он в самом деле тот самый Коорэ, ученик Ала и Танрэй
Дрэян понуро стоял перед отцом и выслушивал его разгромную речь, что длилась уже минут десять. Он давно все уяснил, но повернуться и уйти было нельзя. Если отца потянуло на чтение нотаций, нужно готовиться к длительному монологу, прервать который вправе только мать. Но, увы, как раз сейчас мамы не было, а брат работал в соседней комнате, дожидаясь Дрэяна: оба они приехали из своих интернатов, чтобы переговорить об отъезде на Рэйсатру, и оба уже отчаянно хотели обратно в интернаты. Фирэ все время сбивался и никак не мог решить длинное математическое уравнение: резкий голос отца не позволял ему сосредоточиться и сообразить.
— Ты можешь ехать, — подытожил господин Кронодан, хлопнув ладонью по столу. — С твоей стороны это будет выглядеть как дезертирство, учитывая полувоенное положение Оритана, но твой дед прав: лучше бегство на Рэйсатру, чем этот ваш… габ-шостерский патриотизм! А Фирэ останется здесь.
В соседней комнате что-то стукнуло. Наверное, брат выронил книгу, решил Дрэян. Фирэ признавался, что чрезвычайно хочет уехать отсюда — что-то тянуло его к людям на Рэйсатру. Сейчас подростка постигло жестокое разочарование.
— Отец, но дело не только в габ-шостерах, — подняв голову, заговорил молодой человек. — Это сознательный выбор. Мы с Фирэ в самом деле хотим уехать в Кула-Ори. Господин Тессетен приедет сюда этой весной и хочет видеть окончательный список пассажиров…
— Об этом не стоит и говорить, — поморщился мужчина, чопорно поправляя воротник наглухо застегнутого камзола. — Фирэ остается: ему необходимо учиться. Я давно уже считаю, что сын у меня один.
— Отец! — в отчаянии воскликнул Фирэ в другой комнате. — Ну что вы говорите?!
Дрэян молча развернулся и вышел вон. В глазах его стояли слезы обиды. Он ожидал услышать от отца что угодно, только не это.
Фирэ выскочил в кабинет, закрыл дверь и горячо заговорил о старшем брате, но Дрэяну это было уже не интересно, и он направился в зимний сад. Снаружи стоял трескучий мороз, а здесь было всего лишь чуть прохладнее, чем в доме, все зеленело и цвело, а птицы, бабочки и стрекозы летали поближе к осветителям, принимая их за подарки солнца. Кто-то говорил, что если некоторое время стоять на свету, имитирующем солнечные лучи, настроение улучшается. Но Дрэяну не помогло и это.
Пусть бы для начала пришли к согласию в Объединенном Ведомстве, а потом пеняли на исполнителей! Неужели гвардейцу след решать, выполнять ли ему приказ начальства?! Ведь нелепица! Его назначили командовать отрядом курсантов, порекомендовали установить надзор над домами северян Эйсетти. Дрэян не испытывал к ним ни симпатии, ни вражды. Настоящие аринорцы — те да, раздражали своими амбициями. А здесь — люди как люди. Видал он таких южан, что лучше бы не видеть. Да вот хотя бы взять Саткрона и его семейку. Там и мать, и отец откровенные габ-шостеры, так и рвутся в Ведомство.
Вот потому Дрэян и хочет обрубить концы, освободиться от жестокой повинности и полностью изменить свою жизнь. Пока он на Оритане, ему никуда не скрыться от вышестоящих властителей его судьбы и судеб тысяч людей. А на Рэйсатру действуют совсем иные правила. Там за главного — светловолосый ори Тессетен, мужчина невероятной воли и бесстрашия, недаром его мороком служит образ громадного золотистого тура. Вскоре к нему присоединится знаменитый ори Ал и даже — возможно (как говорил дед) — сам кулаптр Паском. Там не будет всех этих эстетствующих болванов, занятых вопросами наций и войны. Там все силы направлены на жизнь, а не на приближение смерти, запрятанной в глубокие шахты под землей. Там все по-честному. Во всяком случае, на это надеялся Дрэян.
Фирэ выбежал через несколько минут с горящим взором и раскрасневшимися щеками.
— Я остаюсь, — буркнул он подростково ломающимся голосом.
— Но ведь мы можем уехать, братик! — почти умоляюще сказал Дрэян.
Тот шмыгнул и, пряча глаза, коротко мазнул рукой под носом:
— Слово отца — закон. Я не пойду ему наперекор. Нельзя так делать.
— Ты губишь себя, Фирэ.
— Ничего, — тот зло улыбнулся, — как-нибудь выдюжу.
— Кому и что ты докажешь? Ты пойми, он просто самодур, от него страдает даже мама. Послушай дядю и деда!
— Я не нарушу его запрет. Ты разве не понимаешь, что если он не отпустит меня, то нам не будет пути?
— Это суеверия, братик!
— Только не с нашим отцом. Или ты забыл?
Дрэян ничего не забыл. Он даже слишком хорошо помнил, как едва не погибла мама и как сломалась машина, в которой перед Прощанием с Саэто Дрэян хотел сбежать на полуостров Рэйодэн к родственникам, лишь бы быть подальше от этого деспота.
Не так давно дед сказал им двоим, что родителями Фирэ по закону воплощения древних «куарт» должны были стать северянин Сетен и его жена. Но все случилось неправильно. Дрэян и сам иногда задумывался о том, как было бы хорошо, родись он у других, хотя насчет него дедушка ничего не говорил.
Фирэ был ужасно расстроен и готов по-мальчишески разреветься, хотя крепился, напоминая себе, что уже слишком великовозрастен для слез и жалоб. Дрэяну стало жаль братишку, и идея родилась сама собой.
— Поехали отвлечемся! — сказал он, хлопнув Фирэ по плечу. — А потом — по интернатам.
Тот снова шмыгнул носом, застегнулся, надел шапку, капюшон — и оба они вывалились в заснеженное ледяное пространство. Пар окутал их, как двух медведей, ресницы сразу слиплись от инея, из глаз и носа потекло ручьем. Братья прикрыли лица меховыми варежками и помчались к саням. Мотор
