— Нет, спасибо, у меня свой, — отказался экс-смотрящий и, на этот раз испытывая нервную систему Листа и его дружка, сам так же неспешно полез в собственный карман.
— Номер помнишь? — осведомился Лист, когда Граф, вольготно откинувшись в кресле, раскрыл свой телефон.
— На склероз вроде не жалуюсь, — не удостоив Листа взглядом, он уже набирал необходимый номер.
Микрофон графского телефона был довольно сильным, и голос собеседника могла слышать не только я, но и ребята в белых плащах, стоявшие возле машины.
— Да? — Шекспир откликнулся после первого же гудка.
— Привет, Шекспир!
— Кто это?
Помимо хрипловатого голоса вора в законе из трубки доносились матерные выкрики и женский визг. Похоже, Лист был прав. Шекспир и впрямь занят по полной программе.
— Попробуй угадать, — парировал Граф.
— Ах, это ты, Граф! — произнес тот после секундной паузы. — Ну, здравствуй.
— Тут твои ребята на меня наехали, Шекспир, — сразу перешел Граф к делу без всяких проволочек и экивоков.
— Они не наехали, Граф, — отмел оппонент подобное высказывание. — Я просто просил их встретиться с тобой и решить одну проблемку. Ты не можешь быть на меня в обиде, Граф. Согласись, что я никогда не совал нос в твои дела. А ты влез на мой огород без всякого разрешения.
— Что значит на твой огород?
— Ты ведь ищешь Израильтянина, как мне доложили? Не так ли?
— Да, так.
— Оставь это, Граф. Израильтянин мой.
— Ты его купил, что ли? — Граф откровенно издевался над собеседником.
— Ты хочешь ссоры? Или открытой войны? — вскинулся Шекспир.
— Послушай, свояк, — Граф оставался бесстрастным, — если ты желаешь мирно урегулировать вопрос, то давай встретимся и все как следует обсудим, а подсылать ко мне своих шавок с угрозами не надо.
Услышав столь нелестный отзыв в свой адрес, Лист дернулся, как от звонкой пощечины. Но высказать что-нибудь в противовес или уж тем более ответить на оскорбление действием без особого на то приказа со стороны босса он не решился.
— Я тебе не Кабеш, Граф, — откликнулся на том конце провода Шекспир. — У меня на пути становиться весьма опасно для жизни.
— Я знаю, — спокойно ответствовал Граф. — Потому и не валю сразу твоих архаровцев, а предлагаю встретиться.
Надо признать, что беседу Граф вел весьма деликатно и интеллигентно. Любой другой на месте Шекспира принял бы его предложение и не стал лезть в бутылку, но какое решение принял занятой вор в законе, осталось загадкой и для меня, и для самого Графа. Шекспир просто повесил трубку. То есть отключил связь, не прощаясь.
Граф слегка скрипнул зубами и убрал мобильник в карман.
— Мы можем проехать, Лист? — осведомился он. — Или расчехлять «стволы»?
— Напрасно ты так, Граф, — сухо произнес тот. — Проехать вы, конечно, можете, но дальнейшая война ни к чему.
— Не надо учить меня.
Деликатность Графа испарялась на глазах. Видно, его терпение тоже было не вечным, так же как и у любого нормального человека.
— Прошу прощения, — Лист выдавил из себя улыбку. — Счастливого пути.
После этих слов он дал начальственную отмашку, и «Опель Сенатор», стоящий позади нас, отъехал в сторону, освобождая проезд. Сам же Лист вместе со своим напарником развернулись на сто восемьдесят градусов и зашагали к «Ниссану». Однако через пару шагов доверенный человек Шекспира обернулся и сказал Графу:
— Кстати, Граф, забыл тебе сказать. Твоего дружка Сэма замочили часа два тому назад. Почти сразу после того, как вы расстались. Прими мои соболезнования.
Граф скрипнул зубами и жестом остановил Мичигана, уже повернувшего в замке ключ зажигания.
— Как это случилось? — спросил он.
— Кабеш, — бросил в ответ Лист. — Этот сукин сын может быть очень опасен, если захочет, и он к тому же не прощает обид. Тем более таких, как смерть двух его людей.
Не знаю, хотел ли еще что-то уточнить Граф, но Лист не стал продолжать дальнейшую полемику и, быстрым шагом нагнав своего напарника, загрузился вместе с ним в «Ниссан».
Некоторое время Граф сидел молча и без движения, несмотря на то что шекспировская бригада уже скрылась из виду. Мичиган, ожидая особого распоряжения, также не спешил проявлять рвение.
О чем сейчас думал именитый вор в законе, ушедший в так называемую отставку? Как повлияет смерть Сэма на дальнейшие наши поиски Пули? Что он решит в отношении Шекспира? Без поддержки Графа мне было не разобраться с этим делом, несмотря на то что я имела в данной области кое-какой опыт. Однако здесь все было зыбко, как в тумане. И существовал только один человек, способный вывести нас с Виолеттой из этого тумана. Граф.
— Вот суки! — сказал он наконец со злостью, не смущаясь присутствием дам. — Ну, ладно. Трогай, Мичиган.
«Мерс», мягко шурша шинами по асфальту, тронулся с места.
— Что скажешь, Граф? — осторожно произнесла я.
— А что тут можно сказать?
Он обернулся ко мне. От тени недовольства и раздражения на лице не осталось и следа. Граф вновь был самим собой и улыбался.
— Теперь и у меня есть личная заинтересованность в данном деле, — сказал он. — Я не люблю, когда мне наступают на больную мозоль. Кабеш решил, что он бог и ему все позволено. В том числе и распоряжаться жизнями других людей. А что касается Шекспира, то он слишком высоко взлетел. Пора опустить его на грешную землю.
Мне нравился его настрой.
— Что предпримем?
— Не будем ничего менять и для начала пообщаемся с Жженым.
Больше Граф ничего не сказал, и оставшуюся часть пути до его дома мы проделали в гробовом молчании. Впрочем, для одного из нас это было вполне нормальным состоянием. Я имею в виду Мичигана. Он подогнал «Мерседес» к воротам двухэтажного особняка, обнесенного кирпичным забором, и спокойно заглушил двигатель.
Дом у Графа был шикарный, и располагался он почти в самом центре Москвы. Неплохо, значит, живут воры в законе. Даже бывшие.
— Прошу, — Граф первым вышел из салона и распахнул для нас с Виолеттой заднюю дверцу. Он уже успел справиться с раздражением, вызванным встречей с людьми Шекспира, и сейчас был в прекрасном расположении духа.
За забором, как я и предположила сразу же, раскинулся великолепный сад с развесистыми плодовыми деревьями и экзотическим фонтаном, выполненным в стиле ампир, прямо напротив входа в дом.
— Ничего себе, — высказалась Виолетта, оглядываясь по сторонам и оценивая графское имение. — Наверное, пришлось вбухать сюда кучу денег?
— Пустяки, — отмахнулся Граф. — Деньги теряют свою цену, а красота во все века будет на хорошем счету. Я не позер, а просто ценю все прекрасное, что можно взять от жизни.
Я вновь вспомнила нашу прошлую встречу в Тарасове и в очередной раз убедилась, что Граф кардинально переменился. Тогда даже его рассуждения о жизни были иными. Не это ли стало причиной его разрыва с криминальным миром? Насколько я помнила, Граф всегда принадлежал к категории старых, так
