Откуда в таком человечке столько мощи?
– Да, бабушка.
– Заболел кто?
– Нет. Мне Инокентьев посоветовал к вам обратиться.
– А? – не расслышала старушка.
– Мне про вас Инокентьев рассказал!
– Гаврюшка?! Помню, как же!
Так, напрягая связки, я вместе с целительницей заглушила неистовый бабий треп.
– Как тебя зовут, внучка?
Представляться Татьяной Александровной было как-то неловко.
– Татьяна.
– Что болит, Танечка?
– Все в порядке. У вас-то как здоровье?
– Ох, как два дня голова болела. Недобрые люди пробили. А сейчас-то хворь уходит. Вот посплю еще денек-другой и домой поеду.
– Я только оттуда. Девушка со мной разговаривала, черненькая, высокая.
– Внучка, – улыбнулась баба Ксеня.
– Вы какие-нибудь старые предания знаете?
– Сказки, что ли?
– Сказки, – подтвердила я, – про большеголового карлика.
Болтавшие до этого бабы вдруг заткнулись.
Бабушка поперхнулась.
«Клюет! Клюет!» Я замерла в ожидании.
– Большая голова. Да вот вам большая голова. – Бабулька ткнула пальцем себе в лоб и скрипуче расхохоталась.
Я обмякла.
– Старая это сказка.
Вот так да!
– Так вы знаете?
– Знаю. Только не сказка это, а быль.
Дверь в палату быстро открылась, а затем снова захлопнулась. Стало попрохладней.
«Кто-то заглянул», – подумала я.
– А не помню я уже ничего. Старая стала.
– Но вы ведь сказали, что знаете.
– Зачем тебе такие страсти?
– Надо очень, баба Ксеня.
– Ну раз надо... – Она, кряхтя, села на кровати и тут же схватилась за голову.
– Что с вами?
– Болячки мне покоя не дают. Всю жизнь людей от хвори избавляю, а сама больна, ой больна. Я тебе помогу, а ты мне, – черные глазки впились в меня.
Первым делом я подумала про лекарства, но оказалось, что нужна услуга несколько иного рода.
– Хорошо, баба Ксеня.
– Сейчас я тебе записку напишу, на тот случай, если внучки еще не успели убраться у меня дома. А если никого не будет, сама встанешь на пороге входной двери лицом внутрь и выдернешь из пола вторую доску слева. В тайнике найдешь большую книгу. Сама ты в ней ничего не поймешь, придется ехать в Элисту к внуку того, кто оставил ее мне на хранение.
– Он сможет перевести?
– Да. Зовут его Кирсан, что-то никак не приедет, а ведь я ему звонила. Будь осторожна, голова у меня перебинтована неспроста.
– Приходили за книгой?
– Да, но я не отдала – плохие люди. Думали – убили бабку, а я вот все живу еще. Книгу оставь у калмыка и скажи, что я в больнице, – все остальное он сам сделает.
Три соседки-болтушки и медсестра слушали затаив дыхание. Это вам не многосерийная жвачка.
Я достала ручку из сумочки, вырвала несколько листочков из блокнота и подала с подоконника очки.
Подслеповатая бабуля заметила в сумке мешочек и загадочно улыбнулась.
– Танечка, а ты гадаешь?
– Иногда.
– И на чем?
– Двенадцатигранники.
– Знаю, знаю, это они у тебя в мешочке?
– Да. Всегда со мной.
– Вот и отлично. Пусть они дадут тебе совет на будущее.
Неприятно гадать при посторонних, но бабуля позволяла мне, незнакомому человеку, залезть к себе в дом... Я не могла отказать.
7+36+17.
Кубики просили меня не медлить. Иначе верх одержат враги.
Я сказала об этом бабе Ксене. Та вздохнула и взялась за дело.
Она скоренько нацарапала послание внучкам, пару строк неведомому Кирсану и адрес в Элисте. Скорость мысли и твердость почерка свидетельствовали о ясности рассудка.
– Спасибо вам, – поблагодарила я.
– Мы друг другу помогаем, внучка.
– Я сейчас всем помогу.
У двери стоял подкачанный парень среднего роста с пистолетом в руке. Оружие было с глушителем.
Все были поглощены россказнями бабы Ксени и не услышали, не почувствовали появления постороннего.
Он приложил к толстым губам указательный палец и помотал головой, когда одна из женщин попыталась закричать.
– Отойди.
Я закрывала бабку. Цель его визита стала окончательно ясна. Стала медленно подниматься, разглядывая киллера.
Наверняка парень где-то воевал и до сих пор сидит на игле, не в силах отвязаться от наркотика, помогавшего заглушить чувство страха и расслабиться.
– Сколько тебе заплатили?
– Ляг на пол.
То встань, то ляг. Нервы.
Я не могла больше выпендриваться, потому как он выстрелил мне под ноги. Как только я опустилась, он, не раздумывая, несколько раз нажал на курок. Тугие хлопки принесли смерть. Бабу Ксеню отбросило назад. Она даже не ойкнула.
– Прошу прощения за беспокойство. – Он развернулся и вышел.
Все находящиеся в комнате пребывали в первой фазе истерики – судорожное хватание воздуха ртом, вытаращенные глаза, конвульсивные движения, нечленораздельные звуки.
Когда пациентки и медсестра дико заревели, в коридоре раздалась автоматная очередь.
Я не считаю себя трусливой, но только дурак не боится. Высовывать нос за дверь как-то не хотелось, хотя надо бы.
Вместо меня прочь из палаты выбежала дама в синей пижаме. Еще немного, и я удержала бы ее, но уж больно шустрая оказалась. Осталось только кричать:
– Вернись, дура!
