профессионализма! Не понимал ее Клив. Бездарно распоряжаться талантом — для этого тоже нужна особая сноровка…
Вдалеке на пригорке Матиус заметил движение и, отступив за дерево, тут же вскинул бинокль к глазам. Поговаривали, что в этих краях уже несколько раз видели ургаргу[5] , да еще крупного, размером чуть ли не с косулю.
Клив отнесся к этим слухам скептически, и в этом они оказались солидарны с Ладом. Откуда здесь взяться ургаргу, когда последний зверь испустил дух под дубинкой какого-нибудь древнего обитателя сельвы, когда не только городов, но даже и поселений не было, а перволюди жили в пещерах и спали на шкурах убитых лесных тварей! И остались на планете вместо матерых саблезубых красавцев-ургаргу только их дальние родичи, не столь опасные для человека — уродливые гиены да мелкие шакалы.
На пригорке, к сожалению Матиуса, был не зверь. Усевшись между кустами, за работой археологов в долине наблюдало трое парней, те самые «туристы-авантюристы», которых ученые приметили и раскусили уже давно. Интересно, как удалось им выкрутиться, когда сюда нагрянул отряд из гарнизона Франтира? Откупились? Это вряд ли. Конечно, для франтирской нищеты любой турист — миллионер и потенциальный источник дохода, однако войска по охране культурных ценностей формировались из добровольцев, услуги которых оплачивались весьма неплохо. С одной стороны, это уменьшало вероятность взяточничества. С другой, понижало эффективность: добровольцы далеко не все отличались хорошей боевой подготовкой.
Что-то затеяли. Матиус чувствовал это ощетинившимся от предчувствия загривком. Что-то затеяли, иначе не кружились бы тут, как стервятники вокруг издохшей коровы…
Один что-то сказал спутникам и передал им бинокль. Те по очереди посмотрели на раскоп, черкнули вскользь по археологам, задержались на Ладе, который в это время уже выбрался из траншеи.
Лица «черных» копателей были угрюмыми и решительными — именно это и выделяло их в толпе беззаботных туристов, с которыми они прибыли в сельву.
Насмотревшись вдоволь, троица скрылась в зарослях. Матиус выждал некоторое время и, убедившись в том, что возвращаться они покуда не намерены, пошел к раскопу.
— Мэтр Лад, позвольте вас на минутку, — сказал он главному группы, озираясь по сторонам. — Йвар, только что видел вон на том пригорке троих… Тех самых.
Лад нахмурился и метнул в него быстрый цепкий взгляд.
— Уверен, что тех самых?
— Да.
— Хорошо же работают во Франтире!
Профессор погладил усы и оглянулся на раскоп.
— Ну что ж, — наконец решил он, — значит, сегодня разобьем лагерь прямо тут, выставим больше дежурных. Там, между прочим, уже на фундамент наткнулись, иди-ка, взгляни.
— Да вы что?
— Иди, иди, взгляни, чтоб не обидно было.
Матиус спустился в раскоп и присел на корточки возле группы ребят, расчищавших угол старой постройки.
Действительно фундамент. Серьезный, не как у доменов. Здесь была основательная постройка — может быть, храм или дворец знатного вельможи. А в семистах кемах выше по реке, к северу отсюда — кромлех из белых валунов. Нет ли связи?
Клив вылез из раскопа и очень явственно ощутил на себе ненавидящий взгляд со стороны пригорка. Матиус тотчас же поднял к глазам бинокль.
Пригорок был пуст, лишь несколько заполошных птиц металось над сельвой.
Они показали, что явились с миром, явились говорить. Три человека было их, три белых человека.
Плавуны расступились, провожая их угрюмыми взглядами. Кто-то узнавал белых — они приходили с туристами, раздавали всякую дрянь, чтобы задобрить. Задобрить чтобы, совали в руки глупым подросткам куклы и украшения.
А раванга Улах ждал их, ждал их великий шаман Плавунов, придя к жилищу вождя. И вождь тоже ждал их, вняв словам Улаха.
— Хорошего дня, — сказал один из белых вождю племени, страшному и хмурому старику, но тот лишь отвернулся, словно не услышал слов родного языка и не удивился тому, что чужеземец обучен говорить, как Плавуны и Птичники — две части некогда распавшегося племени.
— Говори, — велел Улах, взмахом руки прогоняя лишних сородичей. — Я знаю, кто прислал тебя, и готов ему послужить.
Вождь снова ничего не сказал, только протянул «э-э-э» и чуть заметно качнул головой.
— Смотри-ка, и правда что-то видит! — по-кемлински шепнул спутник белого парламентера.
Третий пришелец кивнул, разглядывая шамана. Ему бросилась в глаза язва у того на левом бедре, расползшаяся вокруг двух проколов и как будто прижженная огнем. Среди аборигенов ходили слухи, будто если к месту укуса змеи или удара шипов хвоста унцерны быстро прижать тлеющую головню, яд частично утратит силу, и организм сможет справиться с ним сам.
— Достаточно немного припугнуть, — тем временем продолжал говорить белый чужеземец Улаху, потрепанному и усталому, но оттого только более свирепому. — Надо, чтобы они ушли оттуда. Нас интересует только девица.
— Твои соплеменники вооружены, — возразил шаман. — Они будут стрелять.
— Ну так и вы стреляйте! Или, ты думаешь, я не знаю, куда делся отряд гарнизона после нашего с ними разговора?
Улах и бровью не повел:
— О каком еще гарнизоне ты ведешь речь, белый?
— Вы бы повнимательнее за молодежью своей смотрели, — ехидно посоветовал кемлин. — Только что видел пацана с ленточкой франтирского добровольца.
— Не то что будет?
— Гарнизон разыскивает свой отряд, а у вас улики. И предлог «нашел под кустом» не пройдет…
Улах сделал вид, будто не понимает его разглагольствований.
— Я поразмыслю над тем, что ты сказал, чужестранец. Подумаю, как выгнать пришлых осквернителей покоя предков-ушедших-за-горизонт-в-ночь.
Кемлин сдержал усмешку. Шаман наклонился к самому уху вождя и долго нашептывал ему что-то, а тот лишь качал головой, становясь все более равнодушным и неприступным, как раздувающий перья индюк.
— Мне надо Слово Предков! — сказал он наконец. — Спроси Ушедших-за-горизонт, раванга. Мы уже потеряли много людей, я не хочу, чтобы белые бросали в нас жало из черных жезлов, если это неугодно нашим Предкам и если они не захотят покровительствовать нам в схватке. Если Предки скажут «да», заручись их помощью, раванга.
Шаман сурово взглянул на пришельцев.
— Вам надо уйти!
— Как будет угодно. Мы подождем на околице.
Переговариваясь, белые неспешно покинули деревню, а Улах взглянул на солнце.
— Я начну, когда оно закатится за вершину горы, — объявил он и кликнул к себе помощников. — Приведите ее!
Те с поклоном бросились за Говорящей, а шаман подошел к пламени костра и что-то пошептал над ним, иногда замирая. Затем Улах направился к реке и, умываясь, трижды набрал в рот, пожевал зубами и сплюнул воду. После всего этого он посетил кладбище Плавунов, сорвал огромный лист патуйи, согнувшейся над могилами, набрал в него земли и камешков с самой свежей насыпи — места упокоения воина Кампана — дунул сверху и, беспрестанно что-то бормоча, крепко завернул листок.
К тому времени раванги-помощники уже привели старуху-Говорящую, держа ее под обе руки. Это
