Поэтому я без зазрения совести достала свой кисет и выбросила «кости» с вопросом:
— Что же меня ожидает сегодня, много ли даст мне встреча с Грызуном?
Вопрос был актуальным. Я, честно говоря, чувствовала себя в западне. И помощи мне ждать было совершенно неоткуда.
С грустью вспомнив мотоциклиста, я искренне ему позавидовала — счастливый байкер умчался, совершенно ничего не ведая об этой дыре…
Ольга меня беспокоила, но, кажется, она потеряла нас из виду. И теперь ты, Таня, совсем одна, и Георгий тебе ничем не поможет, а Мельников так далеко, да и в полном неведении о моем положении.
Я вздохнула и подняла «кости», читая результат.
«34+9+18».
«Вы вспомните о том, что у вас есть старый, верный друг, способный поддержать вас и даже преподнести сюрприз».
— Успокаиваете, — усмехнулась я. — Старый друг Мельников не знает, где я…
Поэтому я опять кинула «кости», попросив на этот раз честно и нелицеприятно поведать мне, чего мне стоит опасаться сегодня при встрече с пресловутым старцем.
«36+20+7».
«Вы получите подлинную независимость и самостоятельность, следуя собственным убеждениям».
Все ясно, подумала я, убирая «кости» в кисет. Сегодня вы решили побыть добрыми утешительницами своей хозяйки в трудную минуту.
В тот момент, когда я прятала кисет, дверь распахнулась, и в мою келью с визгом ворвалась Амфибрахия.
— Не колдуй! Не колдуй, проклятая Ведьма!
Она вращала глазами, и из ее рта шла пена. Сейчас, кажется, начнется эпилептический припадок.
Я вскочила, судорожно пытаясь вспомнить, что делают в этих случаях.
Ничего мне в голову, как назло, не приходило. Я была в панике — только эпилептика мне на голову не хватало!
К счастью, на пороге появилась Каллистратия, которая, бешено сверкнув глазами, наотмашь ударила несчастную Амфибрахию по лицу. Судя по кровавому следу на щеке несчастной и тому, что Амфибрахия взвизгнула так, что едва нам на голову не упала крыша, в руках Супостатии было что-то колющее.
Истязательница оттащила больную вон из комнаты и, пытаясь казаться спокойной, попросила меня:
— Не обращайте внимания… Но не пугайте наших послушников вашими мирскими привычками. Они живут в другом мире, и я просила бы вас уважать этот мир…
С этими словами она удалилась.
Я осталась одна, если не считать безграничного удивления, которое, единственное, и осталось со мной.
— Вот уж нет у меня никакого желания уважать этот ваш психанутый мир, — фыркнула я.
Ну и порядочки тут были! И убедить меня в том, что даже Амфибрахию можно вот так звездануть по лицу, вряд ли кто из «монахов» сможет.
Я попробовала успокоиться, но у меня это выходило с трудом. Со стены на меня смотрел образ Иисуса, и я подошла к нему и, посмотрев в его глаза, спросила:
— Ну, и как тебе все это нравится? Весь этот бордель?
Мне даже показалось, что он неопределенно усмехнулся, как бы разводя руками.
Ему здесь явно не нравилось… Но что можно поделать с человеческой глупостью, частенько ввергающей людей в крутые неприятности?
Взглянув на часы, я убедилась, что час уже давно прошел, а аудиенцией еще не пахло. Видимо, вежливость королей не входила в число достоинств нашего старца Грызуна.
Или он мне решил потрепать нервы и показать свою значительность?
Я опять предалась размышлениям. Конечно, в такой нервной обстановке мысли путались. Например, я сто раз задавала себе вопрос, где же остальные неофиты, купившиеся на сказку о «Светлом Месте»? Неужели Ольга была права и их убивают?
Нет, конечно, я слышала про маньяков, но не настолько же…
Поразмыслив, я окончательно пришла к выводу, что неофиты спрятаны где-то неподалеку отсюда. Как их найти, я пока не придумала.
Появившаяся на пороге Каллистратия, прервав мои размышления, как ни в чем не бывало пригласила меня в трапезную.
Надеясь, что я увижу кого-то из неофитов там, я с радостью последовала за ней.
На мое счастье, трапезная оказалась совсем рядом, поэтому промесить пришлось только одну лужу.
— А почему у вас такие лужи? Дожди замучили? — поинтересовалась я, просто так, чтобы поддержать беседу.
— Дождь — выражение особенной божией милости, — загадочно ответила мне Каллистратия.
Наконец мы очутились на месте. Узкий столик был ужасно грязен и изобиловал мухами.
Кроме нас, в трапезной находились только «кавказец» и парень со стрижкой под горшок, раздающий еду. Едой у них называлась жидкость красного цвета, с одной картошечкой, и совсем крошечный кусок черствого хлеба.
Заметив мое остолбенение, Каллистратия напомнила мне, что в «Светлом Месте» люди заботятся не о теле, а о душе.
— К тому же послушник должен быть готов ко всему. К любым лишениям. Не забывайте, что через несколько месяцев начнется Страшный суд.
И проводить этот праздник, наверное, будет как раз старец Грызун, тоскливо пошутила я про себя.
Интересно, что назначено нам через этот самый срок? Жаль, если у меня все получится, мы не сможем этого узнать.
А то ведь как любопытно-то!
Мы с «кавказцем» сидели друг против друга и тоскливо разглядывали красную бурду, налитую в наши тарелки. Я прикидывала, сколько я успею продержаться на этакой пище, без кофе, и, уяснив, что совсем недолго, поняла, что надо срочно искать неофитов, среди которых наверняка спрятали Катю, Диму и Эдика, которых я дала слово вернуть в их семьи.
Но на хуторе, похоже, их не было. Значит, где-то все-таки есть филиал «Светлого Места», и сдается мне, что это где-то поблизости…
— И вряд ли оно приятнее этого местечка, — пробормотала я, помешивая ложкой бурую гадость, которой меня пытались накормить.
— Да уж, Таня, — прошептал «кавказец». — Зачем вы здесь?
Я подняла на него глаза.
— А вы? — спросила я в лоб. — Вы-то вообще в семинарии учитесь…
— Уже в академии, — усмехнулся он. — И поэтому я здесь. Найти это место было моей обязанностью. Кстати, если уж вы осведомлены, где я учусь, то представляться мне не надо?
— Нет, Игорь, — улыбнулась я.
— Не разговаривайте, не то накличете на себя беду, — шепотом предупредил нас раздатчик.
— Ну вы же не продадите, — одарила я его обаятельной улыбкой.
Парень немного растерялся, пробурчал, что в этом месте и у стен есть уши, и смылся.
— Нам надо погулять по окрестностям, — предложил Игорь.
— Я сама об этом думала. Но, мне кажется, они знают, кто я такая, и предпочтут навязать нам свое общество…
— Ничего, на всех старушек бывают прорушки, — улыбнулся он.
