представляя себя катающейся на морских волнах где-нибудь на Кипре или любом другом солнечном острове, но это как-то не получалось, потому что мысли все равно возвращали меня к реальности. Так уж я устроена — не доведя дело до конца, расслабиться как следует не могу. У меня оставалось еще минут сорок на кофе, макияж, одевание и дорогу до аэропорта, поэтому особо нежиться было и некогда. Наскоро промокнув тело полотенцем, я накинула халат и принялась за кофе.
«Девятку» пришлось оставить на стоянке, заплатив деньги вперед за несколько суток, потому что непредвиденные обстоятельства могли задержать меня в Тюмени дольше, чем предполагалось.
Дорогу я перенесла легко, чему во многом, наверное, способствовал сосед, весь полет веселящий меня свеженькими анекдотами и щедро осыпающий оригинальными комплиментами. Он оказался тюменцем и любезно объяснил мне, как добраться до указанного в адресе места. Предложил даже сопроводить, но я отказалась, избегая дальнейших приставаний. Впрочем, когда ухажер узнал, какого рода делами я занимаюсь, он почему-то напрочь расхотел иметь со мной какие бы то ни было отношения и поспешил убраться восвояси.
Дверь квартиры, купленной, по моим сведениям, Сурковой, была старенькой и обшарпанной. В то же время я заметила — недавно поставлен новый замок. Это могло являться свидетельством того, что здесь поселился новый жилец. Сначала я долго прислушивалась к тому, нет ли внутри каких-то звуков, поскольку, не имея в городе знакомых, Инна Георгиевна могла просто не открывать никому дверь, по вполне понятной причине впрочем.
Неслышно простояв вплотную возле двери минут пятнадцать, я на всякий случай позвонила и приложила ухо к дверной обивке. Не раздавалось ни шороха. Я решила пробраться внутрь, чтобы проверить, действительно ли там проживает Суркова. Порывшись в вещах, можно было сделать соответствующие выводы. К тому же внезапная встреча со мной произвела бы на Инну Георгиевну ошеломляющий эффект.
Достав из сумки приготовленную заранее связку отмычек, я быстро подыскала подходящую и без особого труда проникла в квартиру. Подозрения подтверждались. Она была абсолютно пуста: ни мебели, ни чемоданов с вещами. Сиротливо валялся в углу комнаты новый односпальный матрас, застеленный столь же новым постельным бельем, и вместительная сумка в клеточку, с какими ездят тарасовские челноки в Москву.
Я присела на корточки и вывалила на пол ее содержимое. Там были кое-какие вещи, некоторые с этикетками, наверное, тоже недавно купленные. Их размер соответствовал тому, что имела одежда, которую я исследовала в лагере. Я попала в цель. Оставалось сидеть и ждать, когда Суркова явится. То, что она здесь обитала и была в этой квартире сегодня, являлось очевидным: даже чайник до конца не остыл. Он, кстати, тоже еще не успел утратить глянцевого блеска. Но у меня возникла мысль, что Инна Георгиевна, заметая следы, могла в ближайшем будущем продать это жилье и приобрести новое, в другом районе или даже городе. Уж слишком необжитым было помещение — никакого намека на планы дальнейшего обитания в нем. Благо я имела шанс воспрепятствовать этому.
По-хозяйски усевшись на матрас, я, не включая свет, стала дожидаться прихода хозяйки жилища. Минуты тянулись мучительно медленно. Тиканье маленьких часиков на моей руке казалось настоящим боем курантов. Постепенно сладкая дрема стала заполнять мое сознание, и только дикие вопли заставили меня прийти в себя.
— Кто вы? — визжала полная женщина, стоящая передо мной.
Она прикрывала рот руками, очевидно, боясь привлечь внимание соседей, которые, чего доброго, и милицию могли вызвать. Так и есть, это была Суркова. Когда она убрала руки от лица, я узнала в ней ту, что смотрела на меня с фотографии, данной Екатериной.
— Привиде-е-е-ние! — протянула я, потягиваясь.
Ситуация возникла для меня не самая лучшая, поэтому надо было как-то выкручиваться. Суркова, поняв, что я не собираюсь причинять ей физического вреда, спросила смело и воинственно:
— Соизвольте объяснить, что вы делаете в моей квартире!
Я усмехнулась и вызывающе ответила:
— Сначала вы мне соизвольте объяснить, по какой причине удрали из Тарасова!
Инна Георгиевна резко переменилась в лице, побледнела и залепетала:
— Какого Тарасова? Зачем удрала? Куда удрала? Кто удрала?
Она трясла головой из стороны в сторону, пытаясь изобразить отрицание. Ее второй подбородок напоминал в этот момент индюшиный зоб.
— Что, не нравится слово «удрала»? — спросила я ядовито.
— Не понимаю, о чем вы говорите! Кто вы?
Я не слушала глупых оправданий и продолжала твердить свое:
— Ну хорошо, не удрали, так сгинули, а молниеносно, без объяснений спрятались, — я сделала философски-задумчивое выражение лица.
— Не пряталась я, — истерически оправдывалась Суркова, — живу здесь и живу, никому не мешаю. Кто вы такая и что вам от меня надо?!
Не обращая внимания на эту реплику, я настаивала:
— Напакостили, значит, и ноги делать? А о дочери не подумали? Она живет, бедная, и знать не знает, что лагерь уже мамочке не принадлежит…
— К-какой лагерь? — спросила Инна Георгиевна, но уже тихо и несмело.
— Как какой? — с усмешкой ответила я. — В котором вы зятя закопали!
Суркова вся затряслась, еще больше побледнела, облокотилась о стену и медленно начала сползать по ней.
— Не копала я никого, н-не закапывала… — беспомощно лепетала она.
— Ах, простите! — неумолимо продолжала я. — Вы только заказчица, а убийца — Владимир Орлов!
Инна Георгиевна прижала руку к левой стороне груди, зажмурила глаза и закряхтела:
— Сердце! Сердце!
Я выхватила из ее рук сумочку и начала рыться в ней в поисках лекарств, между тем не прерывая начатой речи:
— Сердечко у нас пошаливает? А планы на убийство небось совершенно хладнокровно строили? А у Кати, как думаете, не заболит сердце, когда она узнает, что осталась не только без мужа, но и на несколько лет без матери?
— К-кто вы? — хрипела Суркова. — О чем вы говорите? Не понимаю!
Я протянула ей таблетку валидола и ответила:
— Я говорю о том, что узнала от Орлова и Подольского.
— Наполеон? Сволочь! Заложил! Я ему — лагерь, а он, значит, с такой благодарностью! — заскрежетала зубами Инна Георгиевна. — Я вам заплачу! Сколько вы хотите? — Она уставилась на меня выпученными глазами.
— Х-ха! — саркастично произнесла я. — Мне уже заплатили!
— Н-наполеон? — в ужасе зашептала Суркова.
По-видимому, она испугалась, что тот хочет с моей помощью избавиться от нее. Для меня же постепенно стала проясняться роль Подольского во всей этой истории. Он, владея столь компрометирующей информацией, стал шантажировать состоятельную даму, заказчицу убийства. Более того, он совершил вымогательство в крупных размерах. Испуганная теща благополучно зарытого Алика Курбанова была готова заплатить любые деньги, отдать все, лишь бы эта история осталась покрытой мраком. Она решилась даже на самую страшную жертву — разлучиться, возможно, навсегда с единственной дочерью.
— Нет! Ваша дочь! — ответила я на вопрос собеседницы.
— Катя? Но кто вы, в конце концов?!
— Частный детектив Татьяна Иванова.
— Я заплачу вам! — Суркова сделала умоляющее лицо и схватила меня за руки.
— Это вас не спасет: Орлов в руках милиции и уже дает показания. Более того, такие предложения, как это, только еще больше подогревают мое желание следовать закону. — Я закурила.
— Вы ничего не понимаете! Он бил ее! У вас есть дети?
