подруг, Катя не на шутку встревожилась. С такими темпами из подавальщиц надежды можно запросто перекочевать в подавальщицу одежды. И тут ей, казалось, улыбнулась удача. В состав команды на летнюю Универсиаду Катя вошла первым номером. Но улыбка Фортуны оказалась лукавой. Все три раза, что Катя поднималась на пьедестал почета, она кусала губы, чтобы не расплакаться: не от счастья – от огорчения. Когда тебе дана четкая установка: минимум два 'золота' – слушать чужой гимн вдвойне обидно. Катины две 'бронзы' и 'серебро' сочли провалом. Грозно скрипнуло перо и к прилагательному 'перспективная' была добавлена частица 'не'. Катю вывели из состава сборной, что, с учетом возраста спортсменки, подводило жирную черту под ее пребыванием в спорте высоких достижений. Катя по-прежнему выступала за институт, что позволяло продолжать учебу за счет бюджетных средств. Но гранит науки хорошо питает мозги, для желудка нужна иная пища. И Кате пришлось подружиться с шестом или, правильнее сказать, с пилоном. Пластичная с великолепной фигурой она быстро стала звездой ночных клубов Москвы. Тот факт, что она все еще оставалась девственницей, лишь увеличивал число желающих посмотреть на ее выступление. У Кати появились деньги, и то, что ее вскоре перевели с бюджетного на платное обучение, ничуть девушку не огорчило. Другое дело, что сама учеба давалась ей с трудом. В свое время она манкировала учебой ради спорта, теперь учеба брала у нее реванш. К тому времени как Маша уже получила диплом, Катя добралась только до третьего курса. И тут с ней приключилась неприятная история: ее продали в рабство. Не в буквальном, конечно, смысле. Сначала был очень выгодный контракт на выступление в ночных клубах одной азиатской страны. Потом сама собой возникла огромная неустойка, которую необходимо было отработать. Так 'птичка' попала в клетку. И пусть клетка и была золотой, 'птичка' затосковала и стала искать путь на свободу. Как Катя ухитрилась это сделать, мне, честно говоря, непонятно до сих пор, но как-то ночью заспанная Маша услышала в трубке взволнованный голос сестры: 'Маша, помоги мне!' На этом связь оборвалась, но Маше хватило и этого. Несмотря на то, что она не успела сносить и одной пары офицерских погон, Маша была уже опытной сотрудницей, имевшей за плечами участие в успешно проведенной контр-операции. Это случилось еще во время ее учебы, когда иностранная разведка предприняла еще одну попытку завербовать приглянувшеюся 'русскую'.
Найти сестру, работая в Конторе, оказалось совсем не трудно, тем более что Катю никто особо и не прятал. Ее незавидное положение определялось не столько крепостью запоров, сколько ворохом грамотно составленных документов, под каждым из которых стояла Катина подпись.
Именно это втолковывал Маше на протяжении последних пятнадцати минут ее непосредственный начальник.
– Ты пойми, – увещевал он набычившуюся сотрудницу, – нет у нас законных оснований требовать возврата Екатерины Остроуховой на Родину до истечения срока ее контракта после того, как она оформила двойное гражданство.
– А срок контракта истекает через тридцать лет, – продолжила за ним Маша.
Майор вздохнул.
– Это еще не факт, что через тридцать. В ее контракте прописано, что он автоматически продлевается, пока не будут погашены все неустойки. А за такой срок их сумма может существенно возрасти.
– И это вы считаете законным? – возмутилась Маша.
– Я так, конечно, не считаю, – вздохнул майор. – Но для досрочного расторжения контракта нужны очень веские основания.
– Какие? – спросила Катя.
– Ну, если принимающая сторона будет уличена в нарушении своих обязательств по контракту.
– И каковы эти обязательства? – спросила Маша.
– Гарантированное вознаграждение, кстати, довольно высокое. Проживание в отеле не ниже определенного уровня и кое-что по мелочам.
– И что, они все это соблюдают? – удивилась Маша.
– Представь себе, да. По крайней мере, это следует из бумаг, под которыми стоит подпись твоей сестры. Другой разговор, что неустойка поглощает всю зарплату. Ну, тут твоя сестра сама виновата, надо смотреть, что подписываешь.
– А если Катя перестанет выполнять свои обязательства? – поинтересовалась Маша.
– Я бы не посоветовал ей это делать, – покачал головой майор.
– Почему?
– Потому. Сама догадайся.
– Неужели ничего нельзя сделать? – упавшим голосом спросила Маша.
– А что тут поделаешь? От твоей сестры нет даже никаких официальных заявлений.
– Но вы ведь понимаете, что ее удерживают насильно?
– И не только я. Наш консул проявил настойчивость. Но во встрече в формате один на один ему было отказано. А в присутствии своих тюремщиков Катя вела себя очень сковано, на вопросы отвечала односложно. Консулу так и не удалось добиться от нее вразумительных ответов.
– Ее, наверное, перед встречей с консулом чем-нибудь накачали, – предположила Маша.
– Наверняка накачали, – кивнул начальник, – только это ведь недоказуемо.
– А что, если освободить ее силой? – предложила Маша.
– Нереально, – покачал головой майор. – Риск слишком велик, а результат слишком непредсказуем. Вдруг она там по доброй воле осталась?
– Что вы такое говорите? – возмутилась Маша. – Вы ведь только что утверждали, что верите в то, что ее удерживают насильно.
– Верить то я верю, – вздохнул майор, но и сомневаюсь тоже. Уж больно дорогостоящий цирк они вокруг нее закрутили. Не иначе, ее кто из местных султанов в гарем присмотрел, но хочет, чтобы все прошло честь по чести.
– Катя на это никогда не согласится! – воскликнула Маша.
– Не скажи. В золоте ведь будет купаться…
– Вы свое дочери такую ванну предложите! – сорвалась Маша.
Лицо майора сразу посуровело.
– Лейтенант Остроухова!
Маша стала по стойке смирно.
– Я вас больше не задерживаю. Можете идти!
Так все и было. Вышла я от начальства, как оплеванная. Впору реветь, а нельзя, думать надо как Кате помочь. День думала, ночь думала и, кажется, придумала. Вот только к своему непосредственному начальству я с этой придумкой решила не ходить. Даже если майор мою идею и одобрит, все равно всего лишь по инстанции запустит, а я и так много времени потеряла. Решила я попрек всех субординаций обратиться к Петру Петровичу. Он к этому времени высоко взлетел да, к сожалению, не над моей головой клювом щелкал.
Ничего не скажу – смелый поступок. Через голову своего генерала обратиться к другому генералу – м- да… А ведь Петр Петрович никогда в либералах-то не ходил, иначе не поднялся бы сейчас над всеми нами. Будь на месте Остроуховой кто другой – не сносить ему головы. Но по отношению к Маше Петр Петрович испытывал некую слабость, вполне, между нами, простительную. Впрочем, не обмолвись об этом Мария теперь, ее тайная встреча с Петром Петровичем так и осталась бы тайной. Тогда же никто из нас и предположить не мог, что она каким-то боком причастна к беседе, которая состоялась в ходе дружественного визита Петра Петровича к нашему генералу. Зато доподлинно известно, что на народе генералы появились весьма довольные друг другом, после чего генерал Еременко отбыл в свое управление, а генерал Николаев записался на прием к тогдашнему руководителю конторы генералу Дронову. Как выяснилось чуть позже, генерал Еременко подсказал Геннадию Викторовичу рецепт избавления от застарелой 'мозоли', и тот своего шанса упускать не захотел. Еще будучи в подполковниках Николаев вел
