дотянуть до моей квартиры, но я почувствовал слабость и настоял, чтобы мы зашли в один из кабинетов... Вот. Нилов начал делать мне инъекцию. При этом он говорил о том, что Белозерский не хочет продавать меня в «Барселону», потому что там может все открыться... Ну вот. А тут из смежной комнаты вдруг выходит Самсонов. Что он там делал, я не знаю... Сашка сразу ко мне и говорит: все, что вы тут плели, это что – правда? Что я сижу на допинге новейшего поколения куда плотнее, чем нарк на героине, и только благодаря этой «дури» стал звездой? Я даже ничего ответить не успел... Нилов схватил Сашу за рукав и таким липким, сладким голосом начал заливать, что он все не так понял, что это вовсе не то, о чем он подумал. Сашка сказал, что он все понял правильно, тогда Нилов вынул мобильник и позвонил в кабинет Белозерскому. Тот пришел. Сначала он говорил с Самсоновым довольно спокойно, а потом повысил голос и заявил, чтобы Самсонов и пикнуть не смел, если ему жизнь дорога. Самсонов бросился на Белозерского, тот его ударил, я перехватил Сашку, оттащил... сила-то распирала после укола. Я Сашку придержал, а Нилов, подлая тварь... я даже не заметил, как он набрал полный шприц своей мерзости и вкатил Сашке в бок. Доза была дикая, Сашка умер мгновенно. Сердце остановилось. А Белозерский окинул нас всех таким жутким взглядом и сказал: «Ну что ж, теперь мы все повязаны. Тут его оставлять нельзя, перетащите его в инвентарную и спрячьте в шкаф. Сейчас его не заберешь».
– А почему Белозерский не попытался выдать это за какой-то несчастный случай? Дескать, стало человеку плохо, и все тут? – спросил Гром.
– Он очень опасался, что экспертиза установит наличие в организме Самсонова вот этого допинга. В мертвом теле препарат... это самое... нейтрализовывался бы часов десять. Если не больше. Это очень сложный препарат. Я даже сам до конца не понимаю, как он действует.
– А у кого это лучше выяснить?
– У Нилова, – тихо произнес Шевцов. – Это он синтезировал «тропик Козерога». Он же из семьи медиков, учился на химфаке МГУ... вот так.
– Понятно, – сказала я. – А как вышло, что тебя подсадили на этот допинг?
– Я играл в дубле «Арсенала». Белозерский часто приходил к нам на игры. Он обратил внимание на меня. Говорил, что у меня нестандартное футбольное мышление, чутье, физические данные приличные. Он предложил мне перейти в первый состав команды и подписать контракт. Хороший контракт. Мне были очень нужны деньги. Вместе с контрактом ко мне был приставлен Нилов с этим... с этим наркотиком. Оказалось, что я им нужен в качестве подопытного кролика. Они же намеревались из обычного парня сделать суперфутболиста. А этот допинг... у него такое свойство, что он активируется в организме только тогда, когда ты находишься в движении. Стоит перестать двигаться, и за пятнадцать минут вся эта наркота переходит в пассивную форму, и никакая допинг-экспертиза ничего не обнаружит. Белозерскому удалось то, что он хотел: он сделал из меня звезду. Думаю, заработал на мне огромные деньги. У меня, помимо клубного контракта, есть еще несколько рекламных, в том числе и с иностранными фирмами... это огромные деньги. Больше, чем те, какие получил бы Белозерский от «Барселоны». А что мне было делать? – выговорил Шевцов. – Я попал под жернова. Мне нужны были деньги на лечение мамы. Да и сам я... деньги – это такой наркотик, от которого отвыкать сложнее, чем от чего бы то ни было.
– А на этот «тропик Козерога» ты подсел сильнее, чем на деньги, – грустно произнесла я. – Ведь та слабость, с кровью горлом, была от отсутствия этой отравы, так?
– Да...
– Правда, это в конечном счете и спасло нам жизнь, – констатировала я. – Да, кстати, Андрей, откровенность за откровенность. Ты назвал нам тех, кто убил Самсонова, а я назову тебе того, кто хотел убить тебя, да и меня с тобой за компанию тоже.
– Это тот взрыв? – скороговоркой выпалил он.
– Ну конечно. Так вот, мы совершенно напрасно грешили на Саранцева и на каких-то неизвестных бандитов, которые прицепили к днищу твоей машины пластиковую мину. Все оказалось гораздо проще и незамысловатее. Дело в том, что тебя хотел убрать замечательный в своем роде человек, и это...
За дверью прогрохотали приближающиеся шаги, которые наложились как раз на интригующую паузу в моей эффектной разоблачающей фразе, и в кабинет буквально ворвался мой старый знакомый.
– Майор Толмачев! – воскликнула я. – Добрый вечер, Сергей Иваныч.
Это в самом деле был он.
Толмачев вскинул на меня глаза, но ответил мне не он, а вошедший за ним следом моложавый, очень представительный мужчина в дорогом темно-сером костюме и белоснежной рубашке, с благородной сединой на голове... ну да вы узнали его. И он ответил мне:
– Вы снова не угадали, уважаемая Юлия Сергеевна. Не угадали не сейчас, а на кладбище, когда предположили, что я приду с адвокатом.
– А вы пришли с майором Толмачевым, – перебила я, – тоже в некотором роде адвокатом. Так что я ничуть не ошиблась. Но вы весьма кстати, господа. Присаживайтесь. Только что гражданин Шевцов заявил, что он не имеет никакого отношения к смерти своего друга Самсонова. Более того, он сам едва не последовал за Самсоновым на тот свет. У меня есть такое ощущение, что нити и того и другого преступления держал в руках один и тот же человек.
– У меня нет времени отгадывать ваши ребусы, – сказал Белозерский, – майор Толмачев сейчас распорядится, чтобы Шевцова немедленно выпустили. Вы, Юлия Сергеевна, кажется, уже не имеете отношения к этому расследованию?
– К этому – никакого. Я начала свое расследование и с успехом довела его до конца. Для этого мне потребовалось не так уж много времени и усилий: всего лишь два дня и кое-что из аппаратуры, предоставленной мне в охранном бюро «Скат».
Белозерский вздрогнул.
– По сути дела, расследовать было нечего. Организатор преступлений совершил так много проколов, что вывести его на чистую воду не составило особого труда, – продолжала я. – Не был взорван в своей машине Шевцов и его массажист Нилов, знавшие правду об убийстве Самсонова – раз. Слишком грубо и откровенно прессовали Саранцева – два. Не удалось устранить тренера Коренева, который давно заподозрил неладное, – три. Иногда и гранатомет бесполезен.
– Я не понимаю, к чему вы все это говорите, – нетерпеливо произнес вице-президент «Арсенала», постукивая полусогнутым пальцем по столу. – Мне некогда слушать. Через час я должен быть на базе моего клуба. Так что...
– Так что у вас есть еще полчаса, – прервала я. – Отсюда до базы ехать максимум минут двадцать пять. На такой-то хорошей машине, как у вас. Так что тридцать... ну хорошо – двадцать минут вы вполне можете выкроить из своего плотного графика, Михаил Николаевич. Не так ли?
Белозерский сложил руки на груди с выражением ангельского терпения на лице и произнес:
– Я, конечно, понимаю, что вам дали большую волю, но все-таки отдавайте отчет в своих словах и особенно действиях.
– Кстати, о нас. Под «нами» вы, безусловно, имели в виду представителей спецслужб. Но ведь точно такой же представитель только что пришел в кабинет вместе с вами. По всей видимости, он полон решимости отстаивать ваши интересы. А ведь не далее как позавчера он арестовал члена совета директоров вашего клуба и устроил ему маленький, но энергичный допросик.
По тонким губам Грома – в кои-то веки! – скользнула усмешка, и в ней было больше лукавства, чем иронии или осуждения.
– Итак, вы согласились выделить нам двадцать минут, Михаил Николаевич, – продолжала я, – так что не будем разбазаривать их понапрасну. Прежде чем вы предъявите нам какие-то официальные претензии – через майора ли Толмачева, лично ли, – прежде я хотела бы поставить вам одну интересную запись. Вот, пожалуйста.
Белозерский следил за моими манипуляциями, и в его глазах уже явственно всплывали недоумение и тревога.
Звук был необычайно четким и ясным – как будто говорили двое людей-невидимок, сидящих с нами в одной комнате. Были явственно слышны и различимы каждый вздох, каждый звук, даже шум ветра – там, за невидимым окном.
И те, чьи голоса были на пленке, сейчас были в кабинете. Но теперь они молчали, и с каждым новым словом, звучащим с лазерной записи, их лица все более каменели.
