репортерша.
– Сука, – задохнулся от негодования управляющий.
– Всем заткнуться и без моей команды не говорить, – рявкнула я, демонстрируя телевизионщикам наручники. – Теперь вы ко мне.
Приковав телевизионщиков к стояку отопления, я со снайперской винтовкой вышла в коридор. Меня встретила мертвая тишина, нарушаемая лишь воем милицейских сирен. Бесшумно передвигаясь, я подобралась к лестничной площадке, установила там миниатюрную камеру, затем пошла по лестнице вверх, программируя на ходу свой КПК, так, чтобы он завибрировал, если камера уловит на лестнице какое-то движение. Выше я установила еще одну дымовую бомбу, но радиоуправляемую. На первые сорок минут меры вполне достаточные, а больше здесь находиться я не собиралась. По лестнице я вышла на крышу заводоуправления и в прицел винтовки обозрела все точки, удобные для размещения снайперов. И не удивилась, когда нашла одного, примостившегося на ратификационной колонне. Он целился в направлении кабинета управляющего из крупнокалиберной винтовки с глушителем, ждал, когда кто-нибудь откроет окно. Мне так показалось сначала. Пока я прицеливалась, снайпер открыл ураганный огонь по окнам. Выстрелов не было слышно. Их заглушал вой сирен и звон бьющегося стекла. Я выстрелила в ответ, молясь, чтобы в кабинете никто не пострадал. Уваров с управляющим находились в недоступной для снайпера части комнаты, однако не исключался рикошет. Телевизионщики тоже должны были успеть пригнуться. Моя пуля угодила снайперу в плечо. Его отбросило на колонну. Я выстрелила снова и снова, прострелив снайперу поочередно руки и ноги. Благодаря этому ему теперь придется дождаться милиции и объяснить причину своего поведения. Обозрев двор, я перебежала на другую сторону.
С улицы к зданию заводоуправления химкомбината парковались милицейские машины – одна, две, четыре, восемь. Хлопали дверцы, из машин выскакивали парни в голубой форме. Я навела винтовку. Слишком много машин. Преследователи мне ни к чему. Сначала одиночными выстрелами, потом целыми очередями я расстреляла каждую из стоявших внизу машин. Колеса взрывались, словно их начинили порохом, осыпалось разбитое стекло. Работники сил правопорядка метались среди машин, и мне пришлось прикладывать значительные усилия, чтоб никого не ранить. Потом уже мне пришлось отпрянуть от края крыши. То место, где я только что находилась, буквально разлетелось на бетонные осколки от многочисленных пуль. Пришло время уходить. Понимая, что скоро подтянутся основные силы, СОБР, ФСБ, я бросилась вниз в кабинет управляющего. Ветер из разбитого окна трепал занавески. Пол усеяли осколки.
– Все живы? – осведомилась я, оглядевшись.
– В нас стреляли, – со слезами на глазах произнесла репортерша. – Я не понимаю, что происходит.
– Просто люди господина Михайлева на редкость некомпетентны, – пояснила я, отстегивая на ней наручники. – А как говорится, заставь дурака богу молиться – он и лоб расшибет. Вот бы я посмеялась, если бы вы, Константин Семенович, погибли от рук собственных наемников.
– Я не понимаю, о чем вы вообще тут говорите, – закричал озлобленный управляющий. – У меня нет никаких наемников, я уважаемый бизнесмен.
– Тогда, возможно, у вас раздвоение личности, – сказала я с улыбкой. – Днем вы бизнесмен, а ночью бандит и убийца, и одна личность не помнит о другой. Как в истории мистера Джекила и доктора Хайда. Смотрели фильм?
– Хватит издеваться, – прорычал управляющий, побагровев.
– Вы хотите получить эксклюзивный материал? – обратилась я к телевизионщикам.
У репортерши при упоминании об эксклюзиве загорелись глаза.
– Что за материал? – спросила она осторожно.
– Увидите, это бомба, – пообещала я и спросила: – Вы можете взять у нас интервью в прямом эфире?
– Ну, в принципе, да, – неуверенно ответила она. – Только свяжусь с начальством и получу разрешение. Но мне надо знать, про что вы собираетесь рассказать.
– Я хочу изложить свои требования, рассказать, что собираюсь делать и почему я это делаю, – соврала я.
– Хорошо, я сейчас позвоню начальству, – репортерша достала мобильный телефон, – можно?
– Нужно, – ответила я, глядя на часы, – и живее.
Переговоры не затянулись. Стоило боссам телекомпании узнать о захвате заложников, как они просто кипятком стали писать, требуя, чтоб репортерша включалась в прямой эфир без промедления. Мы быстро наладили связь через Интернет, и я встала в кадр:
– Граждане, к вам обращается общество «Зеленый щит», экология нашего города в смертельной опасности. Этот человек, – я указала пальцем на Михайлева, – построил и собирается открыть производство, которое медленно, но верно убьет все в округе. Наши люди из НИИ провели исследование, и результаты его на этом диске. – Я вытащила диск, показала его в камеру и продолжила: – Михайлев нанял убийц, чтоб они помешали обнародовать эту информацию. Несколько человек погибло, однако нашу волю не сломить. По окончании этого репортажа информация с этого диска будет выложена на сайте телекомпании «ТарТВ+», и каждый узнает правду. Я захватила в заложники управляющего холдинга «Химтекс» Михайлева и столичного шоумена Андрея Уварова. Если власти немедленно не издадут указ о приостановке работы вредного производства и начале расследования по изложенным на диске фактам, я начну убивать заложников. Первым убью Михайлева, потом Уварова, который своими мерзкими шоу разлагает мозги телезрителям. Потом убью работников телекомпании. Для меня обратной дороги нет. Здание и территория завода заминированы. Если милиция начнет штурмовать, я устрою настоящий Армагеддон. – Для пущего эффекта я распахнула спортивный костюм, показывая, что вся обвешана взрывчаткой, затем воздела вверх руку, сжатую в кулак, и в экстазе выкрикнула: – Экология или смерть!
Репортаж был окончен. Вспотевший от ужаса оператор медленно опустил камеру, не отрывая от меня круглых глаз. По лицу управляющего было видно, что он уже ясно представляет свои пышные похороны, закрытый гроб и рыдающую вдову-фотомодель, которая упрашивает похоронить ее вместе с мужем. Скупая мужская слеза одиноко скатилась по его щеке. В своих чувствах Михайлев был не одинок.
– Господи, она же сумасшедшая, – всхлипнула репортерша и закрыла лицо руками. Она была близка к истерике.
– Мне не нравится, когда меня так называют, – заметила я, снимая с себя муляж бомбы. – Предпочитаю термин «женщина с нестандартным поведением» или «особенная». Если меня десять лет держали в психушке, это ничего не значит. Не показатель. Там лежат лучшие умы России. Находясь там, я поняла, что должна что-то сделать для Родины. Сбежать было просто. Мне помогла Мария Кюри и настоящая Ксения Собчак, которую заточили туда, чтобы захапать ее состояние. По телевизору сейчас показывают двойника.
Все, кроме Уварова, слушали мою болтовню завороженно. Я просто чувствовала, как от объявшего их страха воздух в комнате сделался влажным, спертым и почти осязаемым. Его можно было резать ножом.
– Теперь хочу услышать признание от тебя, – толкнула я носком армейского ботинка Михайлева.
– Мне не в чем тебе признаваться, психованная сука, – прорычал связанный управляющий. Его глаза, смотревшие исподлобья, светились ненавистью.
– Разве? – делано удивилась я. – Мора мне все рассказал. Он назвал кличку вашего помощника Анатолия Черноголовцева. Саша Черный якобы по вашему приказу нанял банду убийц, чтоб те достали диск с информацией.
– Да все это чушь, – не выдержал Михайлев, – чушь! Я расскажу все, как было.
– Снимай, – приказала я оператору. Тот послушно включил камеру. – А ты отправь эту информацию на ваш сайт, – приказала я репортерше и кивнула на рабочий компьютер.
– Вот, значит, как все было, – заговорил медленно управляющий. – Я построил этот цех. Он прошел экспертизу на соответствие. Все сдали принимающим органам, оформили бумаги и стали готовиться к пуску. Но тут приходит она, ваша Суркова. Она заявила мне, что смотрела проект и там много косяков, будто из-за них пострадает природа, люди. Стала мне угрожать разоблачениями в прессе, но я спорить не стал. Велел предоставить мне убедительные доказательства, подтверждающие ее слова. Я обещал по ее замечаниям провести комплекс работ, исправить все в кратчайшие сроки. Ведь мне самому невыгодно, чтоб работу моего
