Перед глазами все поплыло, потемнело, и, уже падая в надвигающуюся темноту, она услышала:
— Сообщника поищи…
Елена хотела сказать им, что у нее нет никакого сообщника, но она уже провалилась в глубокий обморок.
Алина шла позади своего мужа, и в ее глазах была отчаянная решимость. Она знала — как только она найдет достаточно пустынный двор, она выполнит то, что задумала.
Пока Чернецову везло. Во всех переулках были люди. Он было сделал попытку удрать, но Алина спокойно показала револьвер, и он понял — тогда она наверняка выстрелит, а пока… Пока у него был шанс ее убедить. Уговорить. Или…
Во дворе немного притихли, когда увидели, что двое милиционеров выносят на руках бесчувственное Еленино тело.
Все молча, в благоговейном ужасе, смотрели на них. Елена не дышала. Глаза были закрыты.
— Убили… — прошептала Капитолина Харитоновна.
В наставшей тишине шепот Капитолины Харитоновны был подобен грому. В воздухе заметался страх, выскочив из щелей человеческого сознания, услужливо открывающего ему двери, страх суетливо начал заполнять собой все пространство.
Достигнув до Алисы, он сосредоточился в ее сознании, она вырвалась из Машиных рук и с отчаянным криком: «Мама!» — побежала туда, где была ее мать.
Капитолина Харитоновна попыталась ее поймать и прижать к огромной груди с шепотом:
— Не надо тебе туда, деточка, не надо…
Но Алиса вырвалась от нее и подбежала к матери.
К счастью, в это время Елена открыла глаза и села на носилках с вопросом:
— Где я?
Двор обуял мистический ужас. Капитолина Харитоновна судорожно схватилась за свое сердце, спрятанное ею в бюстгальтер шестого размера, и, рискуя устроить маленькое землетрясение местного дворового масштаба, начала оседать на землю.
К счастью для двора, ее подхватили чьи-то сильные мужские руки, и она пришла в себя от этакой наглости.
— Вы, гражданка, почему по чужим окнам лазаете? — сурово спросил ее Обрезков.
— Куда я лазаю? — ошарашенно спросила Елена. — Я вообще была у себя дома.
— Да вы что! — закричала Капитолина Харитоновна. — Это же Леночка и есть! А преступница с сообщником в глубь двора ушли! Их пытался Сергей Николаевич задержать, но они его ранили ногой в живот и дальше помчались!
— Ну как же? — недоумевал Обрезков. — Вы мне сами сказали — в красном платье она была? Дамочка ж в красном…
— Господи, — простонала Елена, — в чем красном? Это вообще темно-розовый, а в красном была Таня…
— Какая еще Таня? — возмутился от души Обрезков. — Преступница? Вы ее знаете?
— Господи, — устало посмотрела на него вконец обалдевшая от событий сегодняшнего дня Елена, — ну какая Таня преступница? Вы ее еще с мафией свяжите…
Она сделала попытку объяснить ему, что Таня не преступница, а вовсе даже частный детектив, но Обрезков этого уже не услышал. Для него прозвучавшее слово «мафия», с которой была связана некая налетчица в красном по имени Таня, было сигналом к действию, и он рванул на машине в указанном соседями направлении, уже видя перед собой большую премию за поимку особо опасной рецидивистки…
Когда Алина наконец увидела перед собой пустырь, она мгновенно поняла — это то, что ей надо. Понял это и Чернецов, который сразу как-то заволновался и съежился.
Молча подошли они к пустынному и зловещему месту. Чернецов почувствовал, как на лбу выступает пот. Еще ему не понравилось, что в коленях появилась противная дрожь. Впрочем, подумал он, коли он упадет, она не станет в него стрелять. Не зверь же она в самом деле…
— Алина, — позвал он ее дрожащим голосом.
— Что? — отозвалась Алина после некоторого молчания.
— Можно мне покурить? — спросил Чернецов.
Алина задумалась. Что ж, решила она, даже в газовой камере смертнику это разрешают.
— Кури, — милостиво разрешила она.
Чернецов приободрился. Нащупав в кармане зажигалку и сигареты, он тем не менее сделал вид, что у него нет ни того, ни другого.
— Алина, — попросил он, — у меня нет сигарет. Дай свои, а?
Сейчас она будет вынуждена подойти, и тогда он сможет ее обезоружить. Алина сделала по-другому. Она кинула ему и сигареты, и зажигалку.
У Чернецова остался единственный шанс. Он нагнулся за сигаретами и дернулся в попытке удрать, воспользовавшись сгущающимися сумерками.
Однако Алина его маневр разгадала и сделала предупреждающий выстрел. Чернецов остановился. Сев на землю, он закурил.
— Я тебя не понимаю, Алина, — попробовал он подействовать на нее суровым тоном старшего по рангу — обычно это помогало. Такой тон сокрушал не только чернецовских подчиненных, но и Алину. Однако сейчас это не действовало.
— Что ты не понимаешь? — холодным тоном спросила она. — Почему я решила отомстить за то, что ты убил моего возлюбленного?
— Алина, ну с чего ты это взяла? Я же сам нанял детектива…
— Господи, — поморщилась Алина, — от тебя начало дурно пахнуть. Андрей, ты именно потому и нанял эту девушку, что надеялся, что никто ничего не поймет. Бедный обманутый женой бизнесмен- интеллигент, разве ты можешь убить человека? Как мне надоело все это, Андрей!
— Алина, ты ничего не понимаешь… — попробовал он еще, — я его вообще не видел. Меня не было в это время на той останов…
Он прервал себя. Никто не мог знать про эту остановку, кроме четырех человек. И он в число этой четверки не входил, вернее, входить не должен был. Могла знать Алина. Мог знать Михаил. Могла знать Татьяна. Мог знать… убийца.
— Откуда ты знаешь? — спросила Алина.
— Я видел это на кассете, которую снимала Татьяна.
Он врал. Кассета в это время уже остановилась. На остановке Татьяна ничего не снимала. Но она вполне могла ему про это рассказать…
— Или она мне рассказала… — сделал он вид, что пытается вспомнить, — да, кажется, она мне именно рассказала…
Выстрел я услышала в одном из прочесываемых мной переулков. Я развернулась в ту сторону. Где он мог прозвучать? Интуиция подсказывала мне, что этот выстрел имеет самое прямое отношение к моей развеселой семейной паре.
— Где могли стрелять? — спросила я задумчиво, принюхиваясь, как индеец, пытающийся по запаху дыма определить, в какой стороне располагается лагерь бледнолицых, у подтянувшегося наконец за мной Лапина.
Лапин выглядел изможденным, исхудавшим и потерянным. Однако он огляделся и указал в сторону видневшегося невдалеке пустыря:
— Наверно, вон там…
— Пошли, — коротко приказала я, сама содрогаясь от собственной безжалостности.
Лапин быстро понял, что сопротивление бесполезно, коль уж он связался с такой беспокойной дамой,
